И теперь сенатору было не по себе.
Глубоко вздохнув, Кампьони двинулся по аллеям кладбища. До могилы Лучаны оставалось буквально несколько метров. Джованни даже не попрощался с ней после ее гибели в канале. Тело выловили и тихо захоронили на следующий же день. Джованни не смог присутствовать на похоронах, поскольку как раз в это время Совет десяти терзал его допросами, прежде чем он решился наконец собрать сторонников и доказать свою честность в глазах республики. Во время краткого визита на кладбище он увидел лишь черный гроб, один из тех, что грузили на скользящие по каналам похоронные гондолы. Последнее трагическое и простое пристанище для некогда обольстительного тела, неотвратимо стремящегося к вечному приюту. Джованни шагал, прислушиваясь к завыванию ветра и звуку своих шагов по гравию. Он все сильнее обливался потом и вздрагивал. Видимость ограничивал лишь скудный свет факела. Тяжело дыша, сенатор прошел еще немного, наклонился к одной из стел, двинулся дальше, чуть поколебался на пересечении аллей, повернул направо, прошел еще пару метров и наконец остановился.
Он стоял точно перед могилой Лучаны.
Сенатор замер, словно застыв.
Затем наклонился.
На надгробии лежала очередная записка, придавленная мелкими камешками. Джованни лихорадочно схватил бумажку и прочитал:
— Это что еще за шутки! — вздрогнув, воскликнул Джованни.
Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя от очередного потрясения.
Затем, тревожно поглядывая по сторонам, он последовал указаниям. Сердце готово было выскочить из груди. Пройдя шесть шагов, Кампьони оказался на повороте аллеи. Следующие двадцать увели его еще дальше к северовосточному концу кладбища. Сенатор, побелев как полотно, остановился и пару раз моргнул.
— Но… что… что это такое?..
Он снова посмотрел по сторонам и собрался было помахать факелом, чтобы подать сигнал окружившим кладбище людям Пави.
Но в этот миг воздух со свистом рассекла стрела арбалета.
И вонзилась в горло Джованни.
Сенатор схватился за рассеченную артерию, кровь потоком хлынула на мантию. Кампьони пронзила чудовищная боль, глаза его расширились, факел упал на землю. Факел, послуживший отличной мишенью для врага, который смог подстрелить Джованни с точностью, сделавшей бы честь лучшему из элитных венецианских стрелков! Все это время сенатор был легкой мишенью… И уж совершенно точно не ожидал такого. Не верил в подобную возможность, не хотел верить. Ни он, ни другие! А теперь поздно. О, Джованни отлично слышал крики и вопли, раздавшиеся со всех сторон кладбища, скрип спешно открываемых ржавых решеток, топот бегущих по гравию людей…
Но он умирал.
Сенатор стоял, пошатываясь, еще пару секунд, показавшихся ему вечностью, а потом упал. Прямо в яму, которую вырыли специально для него. Яму, полную черной земли, глубокую и темную, над которой высились стела и перевернутый крест. И на стеле виднелась надпись:
Джованни рухнул лицом в грязь. И последняя его мысль была об иронии ситуации: он, его превосходительство, преждевременно сошедший в эту могилу, вырытую ему Дьяволом, и спешащий обнять Лучану в царстве теней. Он, валяющийся в грязи, как повинный в симонии папа Анастасий, являющийся образчиком еретической власти в глазах Врага. Он, мечтавший о реформе республики и так и не сумевший внедрить свои идеи ни в сенате, ни в Большом совете, ни в душе самого дожа.
Джованни Кампьони был мертв.
Рикардо Пави лицезрел плачевные результаты своей самой неудачной операции.
Черная Орхидея опоздал.
Браво!
Только что они собственноручно преспокойно отдали сенатора Тени.
КРУГ СЕДЬМОЙ
Песнь XIX
Насильники
Оттавио и Кампьони мертвы.
Один — благодаря неожиданному вмешательству Черной Орхидеи, другой — от руки одного из Стригов. Так что некоторым образом сенаторы друг друга нейтрализовали.
Это не страшно.
Совершенно ясно, что Оттавио не успел ничего рассказать. К тому же он мог стать помехой. Как и Минос, который с некоторых пор норовит выйти за рамки не иначе как от избытка рвения. Но эта проблема
