должен порадоваться ее успеху. Она была уверена в этом.
Войдя в каюту, Анна увидела, что лампы не зажжены. Стефен лежал на софе — без воротничка, рубашка расстегнута. Анна подумала, что он спит, но он поднял руку в унылом приветствии:
— Добрый вечер, миссис Флин! Анна положила сверток.
— Что это вы делаете, сидя в темноте?
— Скучаю — вот что! Хуже этого занятия ничего нет на этом проклятом корабле.
Анна хотела показать ему визитные карточки, но Стефен, без сомнения, был не в настроении.
— Но вы достаточно заняты, — возразила она. — Даете уроки мальчишкам, тренируетесь с мужчинами… Да и джентльмены в курительной ценят ваше общество.
Стефен зажег лампы.
— А как обстоят дела с дамами?
— Неплохо, — ответила Анна.
Разлившийся свет золотом окрасил волосы Стефена. Рукава рубашки были закатаны, открывая мускулистые руки. Его четкий профиль казался вытесанным из гранита. Анну неожиданно охватила страсть — все тело пылало, как в огне. Ее чувства к Стефену изменились с тех пор, как он стал вести себя благородно. В ответ она хотела тоже быть помягче… Но пробуждение каких-либо пылких чувств к нему были для нее неожиданностью.
Когда он повернулся к ней лицом, Анна поспешно сказала:
— Миссис Чарльз хочет иметь оперную сумочку. Стефен взмахнул свечкой и усмехнулся:
— А что я тебе говорил?!
— Она согласилась уплатить двадцать долларов, представьте себе!
Стефен присвистнул:
— Двадцать?! Какой черт тебе помог этого добиться?
Анна достала визитные карточки:
— И многие дамы заказали мне починку кружев. Стефен прибавил в лампе света и взял карточки.
— В Нью-Йорке тебе понадобятся собственные визитки.
Анна стояла совсем рядом с ним, наслаждаясь видом карточек в его руке. Она дотронулась до верхней, проведя пальцем по выдавленным буквам.
— Если бы у меня сейчас они были, я бы могла вручать их дамам.
Стефен задумался, а через минуту воскликнул:
— Одну минуту, мадам!
Он достал с полки коробку с письменными принадлежностями. Поставив ее на столик перед кушеткой, он открыл ее и вынул ручку, перо и чернильницу.
— Садись, Анна!
Анна присела на софу, наблюдая за ним. Стефен дотянулся до костюма, висевшего на вешалке, и обшарил карманы. Найдя то, что ему было нужно, он сел рядом с Анной и высыпал полную горсть визитных карточек на стол.
Она взяла одну. «Мистер Стефен Флин, — было на ней написано. — Боксер, спарринговый тренер». А в нижнем углу прочитала: «Брейс-стрит, 59, Бауэри, г. Нью-Йорк».
Анна взглянула на него:
— Вы хотите, чтобы я брала ваши визитные карточки?
Стефен открыл чернильницу, надел на ручку перо, обмакнул и начал писать. Наблюдая, Анна наклонилась ближе. Он исправил «мистер» на «миссис», зачеркнул «боксер и спарринговый тренер» и написал: «Изготовление кружев и их починка».
— Вот, — сказал он, подавая ей ручку. — На остальных напишешь ты — у тебя лучше почерк.
— Но это же ваш адрес, — возразила Анна.
— Я смогу сообщить каждой заинтересованной даме, где тебя найти.
— Но я не знаю, где буду жить.
— Дорогая, я должен знать, где тебя найти… У Анны вспыхнули щеки.
— Я не буду миссис Флин в Нью-Йорке.
— Об этом будем беспокоиться тогда, когда там очутимся.
Анна взяла ручку и надписала следующую карточку, но пальцы у нее дрожали — она испачкала ее чернилами.
— Ну только взгляните на это! Ах, какая я неловкая!
Она пыталась шутить, но голос прозвучал неуверенно.
Стефен забрал у нее из пальцев ручку и накрыл ее руку своей. Анна посмотрела на его лицо, охваченное страстью, и прошептала:
— Пожалуйста, не надо…
— Красивая ты, Нэн!
Ее охватило паническое волнение.
— Смешной разговор, — заметила она, снова пытаясь отшутиться. — Ирландцу его вести не стоит.
Она положила ладонь на его грудь, чтобы оттолкнуть. Но… не оттолкнула — рука ее там и осталась.
Его губы коснулись ее виска. Она почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Вы же обещали, — слабым голосом произнесла она. — У нас же деловое соглашение.
— Разве? — И он изогнул ей спину, как раз по своей руке. — Она не сопротивлялась. Он был так нежен, так медлителен… Бороться, по сути, было не с чем.
Стефен приподнял ее подбородок, и выражение его лица было таким напряженным и голодным, что ударило Анну прямо в сердце. Она почувствовала внезапный поворот ощущений — у нее перехватило дыхание, ожило томление.
Губы его сначала касались нежно, потом стали прижиматься сильнее. Анна едва дышала от возбуждения. От него исходила сила, сопротивляться которой было немыслимо.
Его пальцы с шеи скользнули в волосы, а большой палец поглаживал щеку… Он уговаривал ее губы — она их приоткрыла… Потом открыла еще шире, отдавая весь рот. Ухватив пальцами ткань рубашки, она крепко ее сжала.
Вдруг она отпрянула:
— Я не хочу быть с вами! Я не могу!
Стефен молчал. Он сидел рядом, гладя ей волосы. Анна не осмеливалась на него взглянуть, боясь того, что увидит. Она знала, что должна сказать ему правду. Должна оттолкнуть его, рассказав, почему они никогда не смогут быть женаты по-настоящему.
Но стоило ей пошевелить губами, как рядом оказались его губы. Держа руками ее лицо, он медленно целовал его — его рот был безжалостен. Анна чувствовала его дрожь, как будто он обуздывает себя, и его сдержанность разжигала ее. Она наклонилась к нему и обняла за шею. Его рука скользнула вниз и обхватила грудь. Анна сжалась и отпрянула, но он не дал ей уйти.
— Нэн, не надо…
И снова он целовал ее, а его руки нежно ласкали ее тело, грудь. Она хныкала со страхом и возбуждением, не зная, что делать… Она позволила слишком многое. Но как чудесны его прикосновения, как живо откликается на них каждая частичка ее плоти…
Стефен становился все настойчивее — его руки лежали на бедрах Анны, рот медленно, но неумолимо спускался все ниже и ниже и вот уже коснулся ее нежной груди…
Ее тело охватило наслаждение. Никогда прикосновения мужчины не вызывали в ней такой бури чувственности! У Анны перехватило дыхание, пальцы впились в его плечи.
— Стефен… — шептала она.
Его рука, поглаживая, двигалась вниз, к ее паху. И даже сквозь складки ткани она чувствовала его ищущие пальцы, бредущие по изгибу бедер… Это вызывало в ней нечто порочное и опасное сразу.
В ее голове раздались удары, шум, который не прекращался. Стефен отпрянул от нее, проклиная все на свете. Глаза его дико блуждали.
Кто-то барабанил в дверь.
— Мистер Флин, сэр!
