— Приехала Рут, если тебе интересно, — сообщил Блюм.
Гилберт поднял голову. Возле прилавка стояла Рут, закутанная в пеструю шаль. Он помнил Рут маленькой симпатичной девчушкой, а теперь перед ним стояла красивая женщина.
— Здравствуй, Гиб.
— Ну и ну, — прилавок скрывал фигуру, но по тому, как были сложены на животе ее руки, он понял, что Рут беременна.
— Рут, ты выглядишь потрясающе.
Щеки женщины слегка порозовели от смущения.
— Спасибо. Ты тоже выглядишь замечательно.
— Приятно слышать, — она, видимо, не заметила, что он не бритый, не причесанный, что от него пахнет тюрьмой. Рут и в прошлом была неравнодушна к нему. Он поддразнивал ее, но шутил с ней так беззлобно, что она только смеялась в ответ.
— Я слышал, ты вышла замуж.
У Рут были такие же глубокие карие глаза, как и у Ренаты.
— Да, мы с Джеком женаты уже два года. Он уехал на восток по делам, поэтому я решила погостить у своих.
Гилберт был рад, что Рут, несмотря на физический недостаток, все-таки, вышла замуж. У нее складывается нормальная жизнь.
— Думаю, когда придет время, о тебе прекрасно позаботится миссис Меткалф. Она, можно сказать, спасла жизнь жене Отиса Чепмена.
— К тому времени здесь уже будет новый доктор, — сообщил Блюм. — Очень уверенный и неглупый парень из Чикаго. С таким врачом не может быть никаких неприятностей!
Бичем. Гилберт совершенно забыл о нем. И сейчас он вдруг разозлился, когда подумал о приезде этого выскочки, о том, что новый врач вознамерился забрать оборудование у Джулии и отстранить ее от дел.
И вернулся к составлению списка. Надо было решить, чем питаться следующие две недели.
— Я слышал, начальник полиции сажал тебя в тюрьму, верно? — поинтересовался Блюм.
Гилберт раздраженно дернулся. Но решил сдержаться, смириться с подшучиваниями Блюма и Делвуда.
— Он думал, что это я забрался в конюшню миссис Тейбор, — спокойно сообщил он Блюму. — Но выяснилось, что я здесь не при чем.
— Тебе повезло, что у тебя оказалось хорошее алиби!
Гилберт взглянул на Рут. Он вовсе не удивился, что о его ночном пребывании в доме Джулии стало известно всему городу.
— К миссис Меткалф привезли раненого, мне пришлось остаться и помочь ей.
— Ах, вот как ты теперь это называешь, — с ехидством сказал Блюм.
— Папа, не будь так суров с Гибом, — засмеялась Рут, она облокотилась на прилавок. — Джулия заезжала к нам вчера. И рассказала, как хорошо он сделал в ее доме весеннюю уборку.
— Выходит, что я — отличная служанка. Блюм подсчитал стоимость продуктов, Гилберт опустил руку в карман.
— Не надо, Гиб, — сказал Блюм, махнув рукой. — Я запишу продукты на твой счет.
— У меня есть наличные.
Владелец магазина посмотрел на Гиба пристально.
— Считай, что тебе повезло.
— Как хочешь, Ай Зи, — молодой человек подмигнул Рут, поднял охапку пакетов. — Остальное я попросил привезти на рудник Сарабет Браун, — он договорился с Сарабет еще раньше, когда заходил в «Бон Тон». — Рут, приятно было с тобой увидеться.
— Возвращайся, Гиб. Поужинаешь с нами.
Гилберт вышел из магазина, расстегнул вьюки, сложил в них пакеты с продуктами. Проверил ремни, которыми была привязана к седлу маленькая плетеная корзина для малыша. Он купил ее в магазине Уиливера. Внутри колыбелька была обшита голубым атласом, снаружи украшена розовыми и голубыми бантиками.
Садясь в седло, увидел Уолта Стрингера, выходящего из «Пикакса». Уолт направлялся в редакцию.
— Эй, Уолт! — окликнул Гиб. — Подойди. Редактор неторопливо шел по тротуару. Поравнявшись с Гилбертом, облокотился на перила.
— Что случилось, Гиб?
— Я слышал, что ты пишешь обо мне статью. Стрингер вынул трубку изо рта.
— Да, была неплохая статья о том, как ты забрался в конюшню миссис Тейбор и вскрыл сейф. Но сейчас начальник полиции тебя отпустил. Статья не будет никого интересовать.
— Интересно, где ты берешь сведения обо мне? у Хьюза?
Похоже, Стрингеру вопрос показался забавным.
— Для газетчика любой человек — источник информации, — он замолчал, задумавшись, потом добавил: — Что касается Хьюза… То я мог бы напечатать заметку о вашей стычке в «Пикаксе». Но не хочу ставить в неловкое положение миссис Меткалф.
Стрингеру надо было отдать должное. Другой человек вряд ли бы оказался таким внимательным и предупредительным.
— Я хочу знать, какую ложь обо мне ты собираешься распространить?
— Пусть это будет сюрпризом, — фыркнул Уолт.
— Да? Ну хорошо. Однако если ты напечатаешь чье-нибудь вранье, я хорошенько вздую тебя. Ты получишь большой сюрприз.
— Гиб, остынь. Статья не такая уж плохая!
Лаки захрапел, нетерпеливо переступая копытами. Уолт посмотрел на поклажу.
— Черт побери, что ты собираешься делать с детской колыбелью? — удивленно спросил он.
— Это для малыша Отиса Чепмена. Чепмены решили назвать мальчика в мою честь! — гордо заявил Гилберт.
— Я слышал об этом краем уха. Вот настоящая история!
— Крестины через две недели, — Гилберт дотронулся до полей шляпы. — Увидимся в церкви! — и пришпорил Лаки.
Плечи и руки ныли от боли и усталости. Размахивать целый день молотком — работа не из легких. Особенно, в узком забое, где приходится сгибаться в три погибели! Гилберт ободрал пальцы до крови. Рука, в которой держал молоток, болела. Не говоря уже о том, что несколько раз в день он стукался головой о выступы! И все-таки, ему нравилась работа, которая требовала Физической силы и, с другой стороны, занимала мысли.
Гилберт и Отис работали при неярком свете свечи. Неверный язычок пламени дрожал и мерцал от каждого движения и удара. Они бурили во всех направлениях с частотой около сорока ударов в минуту. Когда пространство расширилось, стали работать в паре, двойным бурением. Гилберт бил восьмифунтовым молотком на длинной ручке, а Отис бурил стальным сверлом.
Проведя под землей час, Гилберт понял, что поступил правильно, наняв Отиса Чепмена. Через несколько дней был твердо убежден, что этот пожилой человек — самый лучший шахтер, какого ему приходилось когда-либо встречать.
Чепмен хорошо знал, как намечать скважину, как закладывать взрывчатку, как поджигать. Отис тотчас отбивал породу на две скважины после каждого круга, оставляя чистым квадратный промежуток.
Они взрывали породу два раза в день. Пока оседала земля после первого взрыва, устраивали перерыв. Второй раз взрывали в конце рабочего дня. Так они работали каждый день: бурили, закладывали взрывчатку, взрывали, убирали породу.
Вечером Гилберт в изнеможении валился на кровать. А утром, еще в темноте, разводил в плите огонь, варил кофе, выходил на улицу, вдыхал прохладный бодрящий воздух, напоенный запахом сосновой смолы. Ополаскивался холодной водой. Вытираясь, любовался проясняющимся небом, величественными горными вершинами, припорошенными снегом.
Иногда приезжала Сарабет. И тотчас же принималась болтать о возможности работы на руднике. Она
