говорю, что ты вел себя непристойно. Я вообще не знаю, в чем дело. Она мне не сказала. Может, ты во время прогулки посмотрел на нее не так? — Барон вопросительно взглянул на сына, неопределенно пожал плечами, но по покрасневшему от стыда лицу Кауса понял, что попал в самую точку. — Просто попросила меня оградить… — Он неопределенно покрутил рукой в воздухе. — Сказала, что ты ей неприятен. Поверь, — торопливо затараторил он, словно оправдываясь, — я не хотел говорить тебе этого! Наоборот! Меня бесило, что какая-то рабыня смеет так относиться к моему сыну! — Он помолчал. — Потому-то я и пытался заставить тебя отказаться от нее, приводя привычные доводы, но ведь ты и слушать не хотел! А я не мог позволить этому продолжаться, ведь чем дольше длилось бы все это, тем больнее стало бы прозрение!
— Все, отец, хватит! — выкрикнул Каус. Он был красен, как вареный рак. — Перестань унижать меня! Я ведь все-таки тоже барон!
Он сделал несколько неверных шагов и без сил рухнул в кресло.
— Я рад, что ты вовремя вспомнил об этом, — коротко бросил отец. — Посиди, успокойся, — ласково посоветовал он, видя, что Каус собирается уходить. — Ты не можешь в таком виде появиться на палубе.
— Проклятая девка! — прошипел юноша и, поняв, что отец прав, вновь повалился в кресло, с которого только что вскочил. — Ненавижу! — процедил он сквозь зубы чуть позже и посмотрел на отца.
— Ничего, — успокоил его барон. — Хотя бы раз в жизни с каждым мужчиной нечто подобное случается… Рано или поздно.
— Именно такое? — Каус недоверчиво посмотрел на отца.
— Ну да, — ответил Ридо, не понимая, к чему тот клонит. — Чего уж греха таить, даже со мной такое бывало! — признался он, особый упор сделав на слове «даже».
— И кто же была она? — ядовито поинтересовался Каус.
— Маркиза Скар…
— М-м-м… — словно от невыносимой боли, замычал он.
Стиснув зубы и закатив глаза, Каус качнулся в кресле. Ему хотелось закричать от стыда и злости. Его выводила из себя тупость отца, который не понимал разницы между чувством, отвергнутым маркизой, и отказом рабыни, да еще столь оскорбительным! Но для
Ридо вся эта буря чувств так и осталась тайной, равно как и то, что хотел сказать младший барон, потому что в это время в дверь каюты постучали.
— Прошу прощения, господин барон, — вахтенный вытянулся в дверях, изо всех сил стараясь не встречаться с Ридо взглядом, — но только что прибыл гонец с Дуур-Жада. Говорит, что дело необычайной важности.
— Веди его!
Как только Родого ступил на борт «Лемурии» и сообщил Ридо свою новость, эскадра спешно двинулась на юг, к Вазии. Воспользовавшись начавшейся суматохой, Каус ушел в свою каюту и без сил повалился на кровать. Злые слезы душили его, тщедушное тело тряслось от рыданий, беспорядочные мысли роились в голове. Какой же он дурак! Позволил так провести себя! Поначалу он думал, что отец обманывает его, но почти сразу понял: это не так.
Он припомнил слова проклятой потаскухи, которая, явно издеваясь, сравнивала его с проклятым дикарем. Нет, отец не солгал! Каус не хотел себе признаваться в этом, но понимал, что девка не могла не замечать его вожделенных взглядов. Просто, когда он пришел, побоялась отказать. И правильно побоялась! Тварь! Он бы не простил ей отказа! Но ничего! Она еще пожалеет об этом! Жаль только, что отец почему-то взял мерзавку под свою опеку. Впрочем, это-то понятно: пока Кулл на свободе, она нужна ему как приманка.
Но как только пират подохнет, она за все заплатит сполна! Каус даже реветь перестал, представив, как все произойдет. Он сжал веснушчатый кулак и яростно вытер нос, потом встал, подошел к зеркалу и посмотрел на отражение. На него глядел костлявый и угловатый юнец. Уже не мальчик, но еще не мужчина, ни дать ни взять — щенок-переросток. Самым странным было то, что он нравился себе, и ему даже не приходило в голову сравнивать себя с Куллом. Он — это он, и его посмели отвергнуть! Очень скоро она пожалеет об этом! Его месть будет ужасна! Каус даже удивился, как быстро его любовь, которую он считал вечной, переросла в жгучую ненависть. «Вот и хорошо, — решил он и подмигнул своему отражению, — когда атлант сгинет, она вспомнит о своем обмане!»
На «Богине Морей» убрали паруса, и она, почти вплотную подойдя к гранитной стене, закачалась на волнах в пяти-шести корпусах от шумевших невдалеке густых зарослей. Лодки по одной подтягивали к борту галеры, люди Баруса неслышно скользили вниз, гребцы садились на весла, и очередная шлюпка отправлялась к берегу. Вскоре сотня с небольшим пиратов скрылась в густых зарослях, втащив предварительно лодки из воды. На «Богине Морей» вновь подняли паруса: настала пора трогаться в обратный путь.
Кулл в последний раз оглянулся. Деревья, обвивавшие их стволы лианы, густой кустарник — в неверном лунном свете все слилось в в темное пятно, где таилась невидимая и оттого еще более страшная угроза. И в этой тьме шли навстречу опасности верные друзья, но никто из оставшихся на борту теперь не в силах был им помочь.
Пока галера дрейфовала вдоль берега, ветер переменился с северного на южный, словно кто-то решил подыграть пиратам в смертельном единоборстве.
— Как думаешь, что их ждет?
Барус напряженно вглядывался в темноту, поглотившую их товарищей, и отчего-то она казалась ему живым злобным существом. Он вслушивался в звуки, которые доносились с берега, но если что-то и происходило там, то шум ветра и плеск волн заглушали все.
— Трудно сказать… — Кулл пожал широкими плечами, и Шарга с завистью подумал, что капитану, похоже, подобные глупости в голову не приходят — Наверняка вдоль берега расставлены посты, но думаю, они не доставят особых хлопот.
— Не знаю, не знаю, — задумчиво протянул Барус, понемногу избавляясь от наваждения. — На Дуур-Жаде стычка с людьми барона превратилась в бойню…
— Ну, так то на Дуур-Жаде, — резонно возразил Кулл. — Они знали, на что идут. Те, кто живет здесь, наверняка размякли от скуки и безделья.
— Надеюсь, что ты прав, — подумав, согласился Барус.
Они продолжали обмениваться ленивыми фразами, а «Богиня Морей» медленно шла к восточной оконечности острова, пока не обогнула его и не остановилась у прохода, настолько узкого, что, не знай о нем Кулл заранее, вряд ли он отыскал бы его даже при удивительно остром зрении. Темные волны шумно вылизывали гранит скал. Барус восхищенно присвистнул, когда увидел, в какую щель им предстоит протиснуться. Три пары весел опустились в воду, и галера плавно двинулась вперед.
Ночь близилась к концу, когда ветер вдруг резко сменился на противоположный. Только что он дул с севера, старательно наполняя паруса галер, и вдруг начал тормозить их, разворачивая носом к Дуур-Жаду. Полко заорал на матросов, и те заметались по судну, выполняя приказания. Эскадра вновь пошла на запад, но теперь уже не по ветру, а постоянно меняя галсы, чтобы поймать ветер, и преодолевая сопротивление рассекаемых форштевнем волн.
Лицо барона медленно наливалось кровью. В последнее время характер его начал меняться, и не в лучшую сторону. Правда, он перестал вопить без конца, но все заметили, что теперь Ридо словно раскаляется изнутри, и это превращение никого не радовало: в такие мгновения взгляд барона становился столь страшным, что его боялись даже больше, чем прежде.
Барону же было отчего приходить в неистовство. Иногда он не мог отделаться от мысли, что не иначе как боги помогают его заклятому врагу. Он надеялся, что не позже чем через сутки «Лемурия» войдет в уютную бухту Вазии и он расправится с пиратом, но сама стихия будто не хотела этого. Он плюнул и отправился в каюту. Пропади все пропадом! Раз дело поворачивается таким образом, нужно по крайней мере как следует выспаться!
Отряд медленно двигался вдоль кромки скал. Поначалу заросли оказались невероятно густыми, и идти пришлось предельно осторожно, чтобы не наделать лишнего шума и не нарваться раньше времени на сторожевые посты. Хвала богам, так продолжалось недолго. Через пару сотен локтей подлесок пропал: здесь для него было слишком мало света. Впереди пираты увидели огни костров. До ближайшего оказалось локтей сто. Отряд остановился, и от него отделились три человека. Бесшумно, но быстро они поползли на свет и вскоре скрылись из виду. Оставшиеся в зарослях напряженно вглядывались в темноту, прислушивались, но вокруг было тихо, ничего не происходило, и люди начали беспокоиться.
Тем временем небо просветлело, а от земли начал подниматься туман. Беспокойство пиратов достигло предела, когда в десяти шагах впереди появилось темное пятно. Человек, стоявший в зарослях, поднял руку, и почти полторы сотни воинов за его спиной замерли, но мгновение спустя предводитель расслабился. Трое подошли к нему и почти беззвучным шепотом сообщили:
— Все в порядке. Кулл был прав: здесь не Дуур-Жад.
Гребцы начали табанить, и «Богиня Морей» остановилась у самого выхода из щели. Несильное течение стремилось вытолкнуть ее внутрь бухты, но три пары весел, слаженно работая, заставляли галеру стоять на месте.
— Пора, — сказал Кулл.
Барус кивнул ему на прощание, легко перемахнул через фальшборт и встал на опущенное в воду огромное весло.
— Осторожнее там, — напутствовал друга атлант.
— За нас не беспокойся.
Барус аккуратно опустил в воду обломок бревна с тщательно примотанным к нему свертком, в котором находились лук, стрелы, меч и кинжал, увязанные в промасленную парусину, чтобы во время недолго плавания вода не пробралась внутрь. Без малейшего
