Он повернулся и вновь застыл, застигнутый далеким, глухим рокотом, казалось, продирающимся сквозь земную твердь. Такое он не раз слышал в горах, когда накопившийся за долгую зиму снег, не выдержав своего веса, срывался вниз, увлекая за собой камни, деревья — все, что попадалось на пути. Но там были горы, и как бы ни опасно было происходящее, но опасность оставалась естественной и зримой!
Сейчас происходило то же самое — каменная лавина неслась, но неслась почему-то снизу, готовая вот-вот выплеснуться наружу, а на пути у нее стоял он, Конан! Но ведь он не в горах! И хотя чутье дикаря подсказывало ему, что опасность совсем рядом, он не знал, что делать и как избежать ее, куда спрятаться, потому что понятия не имел о том, что ждет его в следующий страшный миг.
Удар оказался столь силен, что дом неизбежно должен был рассыпаться на каменные блоки, из которых был сложен. Должен был, но устоял — силу удара приняло на себя заклятье, наложенное юной колдуньей. Заклятье совершенно ненужное в задуманном ею деле, но зато спасшее их жизни.
Допив вино, Эмерик довольно икнул и, улыбнувшись и помахав рукой своему отражению, выглядевшему не более трезвым, чем он сам, повалился на диван.
Эта последняя порция оказалась роковой, выбив из его головы остатки пьяного сознания. Он гулко захрапел и не почувствовал удара, лишь качнувшись на мягких диванных пружинах. Кубок выпал из его руки и покатился по полу. Остатки вина вылились на ковер красными, кровавыми каплями.
Чудовищный по силе удар словно подломил ноги сестер и, одновременно вскрикнув и неловко взмахнув руками, они повалились на каменные плиты пола. Фабиана, успевшего уже спуститься на пару ступенек, бросило вниз, и он, бросив подсвечник, покатился по ступеням. Он сразу больно прикусил язык, а потому, как и подобает настоящему мужчине, не издал ни звука, хотя в душе проклинал и Сета, и Нергала со всеми их прихвостнями, моля светлого Митру прийти на помощь.
Раздался звон разбитого стекла, и стало совсем темно. Или наоборот — сначала потух свет, а уж потом что-то разбилось? А может, в глазах у него потемнело от боли? Этого он так и не узнал — как раз в тот момент, когда ему удалось, наконец, задержать свой стремительный спуск, он ударился затылком о стену и потерял сознание.
Инстинктивно Конан пригнулся, и когда удар настиг его, сбив с ног и бросив на пол, он уже был готов к худшему. Его могучие руки смягчили падение, и он остался цел и невредим, когда последовал следующий удар, не столь, правда, мощный, но тоже весьма внушительный, однако то же чутье, что предупредило его об опасности, подсказало ему, что буря миновала или уж по крайней мере резко пошла на убыль.
…Обе девушки, совершенно не приспособленные к такого рода передрягам, чувствовали себя ужасно.
Зита, чутьем колдуньи предугадав дальнейшее, еще успела как-то собраться и лишь несильно разбила колено. Она тут же встала, но это было ошибкой — следующий удар, хотя по силе он и уступал предыдущему, бросил ее на пол, вывихнув ступню и разбив о камень локоть.
Мелию же первый удар застал врасплох. Она повалилась набок, ударилась плечом о стену, от которой ее через секунду отбросило, протащив по каменным плитам пола, попутно изодрав одежду и тело.
…Эмерик спал, улыбаясь во сне пьяной счастливой улыбкой. Ему снилась морская прогулка, мерный, баюкающий плеск волн за бортом корабля, и не было ему дела ни до Мелии, ни до Зиты, и уж тем более не волновали его мысли о Фабиане.
…Наполнив дом ужасающим грохотом, удары следовали один за другим, постепенно затихая. Казалось, некий великан огромной дубиной бил по стенам дома, силясь разрушить его или уж, на худой конец, повалить набок. Однако, то ли силы его иссякали, то ли ярость пошла на убыль, а может быть, он просто понял, что этот орешек ему не по зубам, но так или иначе, дом оставался на месте, и когда неведомое чудовище поняло, что взломать эти стены не удастся, оно решило выдрать каменный пятигранник из земли, чтобы унести его с собой и уже в спокойной обстановке позабавиться на досуге.
Мелия чувствовала, что все тело ее разбито и горит огнем. Свет погас почти сразу, и она не могла осмотреть себя, но когда удары прекратились, она попыталась встать. И хотя тело болело невыносимо, мысли о том, что с сестрой могло случиться нечто худшее, чем приключилось с ней, заставили ее подняться.
Зита лежала в двух шагах от сестры, у самых ступеней, по которым чудом не полетела следом за Фабианом, и теперь уже не спешила подниматься. Она еще не знала, в какую передрягу все они угодили и что послужило непосредственной причиной случившегося, но была рада, что сумела предугадать грозные события.
Впрочем — это было нетрудно. Талисман Силы был вещью, за которую многие готовы были заплатить хорошую цену. И теперь, когда подошел срок взять его силу, недостатка в желающих сделать это не было, но она предусмотрела такой поворот, и первый визитер смог убедиться в этом!
Спора нет, он оказался чрезвычайно силен, однако не настолько, чтобы преодолеть силу ее заклинания. То же будет и с остальными. Пусть приходят и пробуют силы, пусть дерутся между собой и ждут, когда она выйдет из этих стен — пусть попытаются завладеть камнем. К тому времени мощь ее будет столь велика, что им не поздоровится, даже если это будут все маги Черного Круга во главе с Тот Амоном!
Она будет готова к встрече и загонит их в пасть Нергалу или посадит к нему на рога — смотря по настроению! Древнее пророчество свершится, и она, получив мощь камня, справится со жрецами бога-паука и отомстит за Помелу, которую эти прихвостни Затха сожгли на костре лишь за то, что она не захотела отдать свои силы и знания в распоряжение жрецов! Она исполнит ее пророчество и сделает то, что не удалось той — станет не жрицей Затха, а повелительницей черного божества!
Она не думала ни о сестре, превозмогая боль пытавшейся подняться, чтобы помочь ей, ни о Фабиане, по ее прихоти оказавшемся здесь, а теперь без памяти лежащем на каменных ступенях лестницы, ни о пьяном Эмерике, храпящем на мягком диване.
Конан поднялся, придерживаясь рукой за внутреннюю стену дома. Удары постепенно слабели, и он побежал вниз, при каждом прыжке рискуя свернуть себе шею на крутой лестнице, ступени которой все еще стремились выскочить из-под ног — что бы там, внизу, ни происходило, он непременно должен быть в курсе, если не хочет, чтобы этот дом стал его склепом!
Бег его оставался стремителен и так же бесшумен, как и прежде — несмотря на молодость, киммериец давно уже научился в опасных ситуациях не терять осторожности, не позволяя эмоциям управлять собой.
Когда он оказался внизу, удары прекратились, и на некоторое время воцарилась тишина. На полу валялись восковые фигуры, сорванные ударами со своих мест, но так и не выпустившие из рук оружия. В остальном все выглядело нормально. Конан огляделся и быстрым шагом пошел вперед, к полоске света, пробивавшейся из-под двери — ему показалось, что она стала несколько ярче, и это ему не понравилось. В тот же миг уловив едва различимый на расстоянии запах паленой шерсти, он пошел быстрее, потом побежал, но у двери остановился и осторожно заглянул внутрь ярко освещенной комнаты.
Мелия сумела подняться, только когда удары прекратились и «качка» успокоилась.
— Зита! — позвала она сестру, боясь что вопрос останется без ответа, но тут же успокоилась, услышав ее голос, в котором явно чувствовалась боль.
— Я здесь, но подняться не могу. Колено разбила и локоть и подвернула ступню.
Видимо, говоря, она ощупывала свои раны, потому что, замолчав, она вдруг вскрикнула и зашипела.
Мелия осторожно пошла на голос, при каждом шаге пробуя пол ногой, ожидая, что в любой момент дом начнет ходить ходуном, как это случилось только что, и пол вновь выпрыгнет из-под ног. На третьем шаге она почувствовала ногу сестры и, забыв обо всем, быстро присела и начала ощупывать ее. Зита взяла ее за руки.
— Нет, нет! У меня ничего не сломано. Просто очень болит нога. — Она помолчала немного и добавила жалобным голосом: — И рука тоже болит. Помоги мне встать.
Она оперлась о плечо сестры и тяжело поднялась, недовольно ворча — оказалось, что досталось не только руке и ноге. Все тело болело, просто почувствовала она это только сейчас.
— Фабиан! — Мелия не сумела крикнуть, но в наступившей вслед за грохотом тишине ее голос прозвучал оглушительно.
