— Дитрих? Что вы здесь делаете? Почему… Неужели вас поймали?
— Нет! Я пробыл неделю дома, кое-как наладил дела для семьи и добровольно сошел с гор и явился в тюрьму. Пусть меня судят мои земляки. Я не боюсь последствий и предпочитаю снять с себя бремя страха. Я боялся только Кеннеди и выдачи в Югославию. Вы не знаете моего преступления? Я застрелил охотничьего ружья одного из югославских, титовских пограничников, которые, как кровожадные ищейки, преследовали беженцев. Случайно стал свидетелем перехода целой семьи из Югославии, по которой стреляли пограничники. Взял одного на мушку и… Семья перешла в Австрию, но на следующий день меня арестовали. Приехал за мной Кеннеди. Бил, а потом отвез в Вольфсберг.
Зазвонил колокол. Тюремная кухня стала выдавать еду. Дитрих обнял меня и быстро зашагал к своему котелку.
Позже, я была раз в его доме; меня пригласила семья Дитрих. Сам беглец был вскоре освобожден, после нашей встречи в вольфсберговской тюрьме. Суд наказал его за незаконное обладание оружием, в то время, когда было приказано сдать все, включая и охотничьи ружья. Он был присужден к шести месяцам заключения, но ему засчитали все сидение в лагере, и вышел свободным человеком прямо из зала суда.
Дамы все еще ожидали размещения по камерам. Они буквально веселились, стоя во дворе. Меня же вскоре вызвали наверх, к председателю суда. В его кабинете стоял л начальник тюрьмы.
— Фрау Делианич, — сказал судья. — Я только что говорил с лагерем Вольфсберг-373. Вы никак не подходите к нашей юрисдикции. Австрийское правосудие не имеет к вам никаких претензий. Вас отправили к нам по ошибке.
— Значит… обратно в лагерь?
— Нет! Лагерь уже вычеркнул вас из своих списков. Вы свободны.
— Но как же?.. У меня нет никаких документов… Куда я денусь? Все мои бумаги находятся в канцелярии ФСС. Куда я ни пойду, где ни захочу переночевать, от меня потребуют удостоверения…
— Идите обратно в лагерь. Капитан Марш сказал, что он выдаст вам какую-то бумагу.
— А мой «багаж»?
— Оставьте его временно здесь.
Два километра, которые отделяли город Вольфсберг от лагеря, я пробежала, как будто у меня выросли крылья. На часах у ворот стоял солдат, которого я знала в лицо.
— Хэлло, блонди! — крикнул он мне весело. — Вас ждет капитан Марш.
Капитан встретил меня, улыбаясь.
— Скажите спасибо капитану Раабу. Это он, уезжая, в Вене уладил вопрос о вашем освобождении. Вот конверт с вашими личными бумагами — «груз» вашего прошлого. Тут и карточки, которые у вас были взяты. Проверьте все. А вот удостоверение от австрийских властей, о том, что вы выпущены из лагеря Вольфсберг и можете жить в Австрии. Одно условие: прямым путем в лагерь Фейстриц для «энтлассунга» из армии. Через него проходят все военнослужащие. Оттуда в Клагенфурт, где вас ждет Гретл Мак. Остановитесь у нее и затем свяжитесь с мисс Ханной Стэндтон. Она вас устроит учительницей ручных работ и сербского языка в лагерь Вайдмансдорф, где живут югославянские «Ди-Пи». Счастливого пути… Нет, постойте! Для вас есть сюрприз. Кто-то снял для вас комнату в отеле «Кэрнтен». Там вас ждут друзья. Прощайте и не поминайте меня лихом!
— Капитан! Спасибо — но могу я еще раз видеть моих друзей?
— Нет! Это запрещено правилами, и, кроме того… не бередите ни свои ни их душевные раны.
В отеле «Кэрнтен» меня действительно ожидал сюрприз. Там меня встретила милая Джинджер, Анне-Мари Ш. Выйдя из лагеря, она устроилась временно переводчицей в английскую комендатуру.
Впервые после двух слишком лет я выкупалась в ванне и ела настоящий ужин, пользуясь тарелкой, вилкой и ножом. Эту ночь, первую ночь на свободе, я, несмотря на мягкость постели, прохладное, тонкое белье, подушки, не могла сомкнуть глаз. На следующий день меня ожидал второй сюрприз. Из Вены приехал мой питомец, молоденький поручик Буби Зеефранц, со своей матерью. Джинджер сообщила им, как она обещала, о моем выходе из лагеря, и они приехали поблагодарить меня за мое участие, оказанное молодому Зеефранцу в лагере, и предложить мне свою помощь.
В городке Вольфсберг я встретилась со многими бывшими сосидельцами. Весть о моем выходе на свободу облетела соседние села. Три дня, которые я провела в отеле «Кэрнтен», прошли под знаком лагеря «373».
Для меня дальше все шло по плану, который выработал незримый благодетель, капитан Рааб. Я прошла через «энтлассунг» в Фейстрице, где опять встретила друзей, девушек-немок из «373», уже месяц бывших на свободе и ожидавших отправки транспорта в Мюнхен. Получила документ о выходе «в чистую» из немецкой армии, переставшей существовать два с половиной года тому назад. В Клагенфурте меня, как родную, приняли в дом Гретл Мак. Там меня встретили все подруги. Пришли мои лагерные «дочери», и Финни Янеж, и Гизелла Пуцци, и маленькая Бэби Лефлер. В одном Клагенфурте было свыше пятидесяти девушек и женщин, прошедших через Вольфсберг.
Через неделю после приезда из Фейстрица, я уже получила место учительницы в лагере Вайдмансдорф, где и дождалась перед Св. Пасхой 1948 года освобождения и приезда майора. Меньше чем через год он, наконец, соединился со своей храброй женой, которую не могли задержать никакие границы…
Но для меня лично лагерь Вольфсберг, до самого конца его существования, не переставал быть центром мыслей и стремлений. В этом мне много помогла капитан Ханна Стэндтон. С первого момента моего поступления на службу лагеря Вайдмансдорф, где я занималась с ребятами в школе, уча их ручным работам, сербскому языку и Закону Божьему (совершенно новая для меня профессия) и одновременно каждую неделю преподавая ручные работы в лагере для туберкулезных переселенных лиц в Т. Б. лагере, в Шпиттале на Драве, я смогла убедить квэйкершу в том, что во мне все еще нуждаются инвалиды в Вольфсберге.
Благодаря этому, ей удалось получить, казалось бы, невозможное разрешение: посещать вместе со мной инвалидную мастерскую в лагере «373». Будучи уже свободным человеком, я, в течение четырех месяцев, семь раз приезжала в Вольфсберг, и меня допускали в все более и более пустеющую мастерскую, пока, наконец, ее не закрыли, после освобождения последних семи инвалидов. Эти посещения для меня были всегда очень радостными и вместе с тем будоражили все старые воспоминания.
В дни приезда в Вольфсберг мне удавалось видеть и генералов. Совершенно случайно я была в городе в тот день, когда их отправляли в Германию, и смогла проводить их на вокзал и передать им небольшие знаки внимания. Хоть им больше и не угрожала смерть, но все еще было возможно пожизненное заточение, и мне хотелось вызвать хоть улыбку на их строгих и сосредоточенных лицах.
Скромная жизнь учительницы в лагере для переселенных лиц вполне меня удовлетворяла. Не было материального избытка, но вынесенные из Вольфсберга знания давали мне возможность прирабатывать. Я приобрела маленькие колодки и по вечерам сидела и шила детские ботиночки из всевозможного материала, от распаренных кожаных перчаток и дамских фетровых шляп до настоящей кожи, которую мне приносили матери. Возраст моих «потребителей» был от шести месяцев до 4 лет. Жила я в бараке для служащих лагеря, в комнатке, в которой с трудом умещались кровать, стол, стул и буквально игрушечных размеров плита, имевшая даже «духовку». Этот вид миниатюрных универсальных печей знаком всем прошедшим через лагеря. Благодаря сувенирам из Вольфсберга, мне удалось придать даже уют этому гнездышку.
В лагере Вайдмансдорф «Д» была русская церковь. Перед Рождеством 1948 года я говела. Однажды, возвращаясь поздно из церкви, я столкнулась у ворот нашего лагеря «Б» с хорваткой, лагерной уборщицей, жившей в одном бараке со мной.
— Гэй! Учительница! — сказала она мне, таинственно подмигивая одним глазом. — Идем ко мне. Новость есть.
