Швейцарию, но не упоминает ни названия учебного заведения, ни профессии, которой намеревается себя посвятить. Он отказывается сняться на память, как ни уговаривают его дружелюбные попутчики. Она – вполне славная дама, ее муж – подполковник армии США в отставке. Уж казалось бы, посреди океана он мог бы спокойно сидеть на палубе, а не отвечать на вопросы какого-то вояки с ясным взором. Меньше всего он общается с четвертым пассажиром, соседом по каюте. Парнишка только что окончил школу и направляется во Францию учить французский. Он родом из Техаса, и внешне похож на Ли, только в более удачном исполнении для окружающего мира.
Будто тень его собственной жизни то и дело ложится поперек дороги.
Он наблюдает за ними на ужине в кают-компании, и, кажется, понимает, почему они так довольны собой. Они уже почувствовали незримые узы: все они американцы. Они чуть ли не светятся от осознания этого факта, направляясь к чуждым берегам, в окружении отчасти иностранного и по преимуществу чернокожего экипажа, восхищаясь своей прямотой и положительностью, своими демократическими ценностями, своей моральной силой, тем, как они держат нож и вилку, как улыбаются в этом великолепии и блеске – именно поэтому он не ел вместе с ними и не вступал в разговор.
Перед ним на белом блюдце лежит спиральная кожура мандарина. Он думает о девяти месяцах, которые провел на аэродроме морской пехоты Эль-Topo в Калифорнии, вернувшись из Японии. Он продолжал изучать русский, подучил испанский (это было время Фиделя Кастро) и обдумал изящный обман, который позволил бы ему оказаться там, где он находился сейчас.
В библиотеке базы он нашел каталог зарубежных колледжей. Просмотрел список на предмет малоизвестных школ, расположенных в нужных ему местах, и запросил бланк заявления о приеме. Колледж Альберта Швейцера. Хурвальден, Швейцария. Ему нужно было придумать повод для поездки за границу, потому что морской пехотинец после демобилизации еще два года находится в резерве.
На бланке в качестве основных интересов он перечислил:
Профессиональные интересы (если они определены):
При определенном освещении море становится зеленым, он наблюдает с палубы неторопливую однообразную рябь. Вернувшись в свою каюту, он лежит на койке и слушает неспешное поскрипывание корабля, будто вокруг него шевелится какой-то гигантский мозг. Перлини – это канаты для швартовки.
На бланке заявления о приеме в колледж он счел необходимым указать, что по окончании семестра намерен посетить летние курсы университета Турку – в Финляндии.
Хайдел пробирается все дальше на Восток.
19 июня
Мэри Фрэнсис оставила машину под дубом на круговой автомобильной дорожке рядом со зданием Педагогического Колледжа, иначе говоря – Старым Главным Корпусом. Ей было приятно, что Уин работает в самом старом строении на территории колледжа. Ей нравилось само здание: арки подъездов, колонны высотой в два этажа. В Дентоне есть потаенные улочки, хранящие томный дух истории, староамериканское спокойствие, задумчивость и неизменность, есть и еще более древние черты, идеи и ценности, запечатленные в известняке и мраморе, в завитках, венчающих колонны, и в деталях фриза, как на банкноте. Старый Корпус, здание окружного суда, широколобые фасады, дома с большими тенистыми верандами, деревья, улицы, названные в честь деревьев, – все это радовало, наводило на мысль, что счастье каждую минуту живет во всем, что она видит и слышит. Счастье состояло в том, чтобы замечать мелочи – много мелочей, день за днем, каждую минуту, – и теперь она ощущала это не только всем сердцем, но и всей кожей, каждым волоском.
Сюзанна сидела рядом с матерью, вытянув руки по швам, поставив прямо худые незагорелые ноги, вся – притворное послушание. Они друг с другом не разговаривали.
Можно быть счастливой прямо сейчас. Не обязательно переживать счастье только в воспоминаниях, подобно Уину. Он любил доказывать это в своей мягкой манере, с миной «профессора-неудачника» (как он сам выражался), слегка наклонив голову вправо. Счастье не имеет отношения к труднодостижимому сиянию или медитации. Его можно почувствовать прямо сейчас, собрать из названий окружающих предметов: персидской сирени, дуба, вяза. Ей нравилось жить здесь после Майами, Гаваны, Мехико, Гватемалы, непродолжительного пребывания в юго-восточной Вирджинии (ИЗОЛЯЦИЯ), прямых улиц с одинаковыми домами на побережье Каролины (ТРОПИК ИЗОЛЯЦИИ).
Сейчас они поедут в «Стейк-Хаус» на Саут-Локаст – полакомиться гигантскими креветками с салатом, картошкой фри и горячими булочками, потом Уин предложит зайти в «Лэйнз» за мороженым.
Жаркие голубые небеса.
Тишина в машине, тишина на выгорающих лужайках.
Сюзанна задерживала дыхание.
Из своего кабинета в подвале Старого Главного Корпуса Уин Эверетт разговаривал по телефону с Парментером.
– Откуда Мэкки все это знает, если он не выходил с ним на контакт?
– Ти-Джей получает информацию из конторы Банистера. Один из людей Банистера – доверенное лицо Освальда.
– Что дальше?
– В январе он заказывает у одной фирмы в Лос-Анджелесе тупорылый 38-го калибра. В марте выписывает из Чикаго итальянский карабин со снайперским прицелом.
– Вооружен и опасен, – тихо произнес Уин.
– Это еще не все. Ты там хорошо сидишь? Он раздает на Улице прокастровские листовки. Два или три дня назад вручал их морякам с авианосца.
Эверетт уставился в пространство.
– И как это согласуется с тем, что он работает в одном здании с детективным агентством Банистера, непосредственно над конторой Банистера, то есть, черт побери, над опорным пунктом всей антикастровской кампании в Луизиане?
– Никак не согласуется, – ответил Парментер.
– Я рад, что ты это сказал. А то я уже начал думать, что чего-то недопонимаю.
– Мне известно только то, что сообщил Ти-Джей. А именно: объект появляется в конторе Банистера и предлагает свои услуги в качестве секретного агента. Банистер определяет его в чулан этажом выше. Комнатенка превращается в новоорлеанский штаб комитета «Справедливость для Кубы». И объект в белой рубашке и галстуке кидается на улицы раздавать листовки.
Между собой они называли Освальда «объектом», президент же обозначался кодовой кличкой «Улан», принятой в Секретной службе. Человек всеми силами стремится ограничить поверхность, на которой могли бы задержаться боль и раскаяние – чья угодно боль. Темя для вечерних раздумий.
– Дай-ка разобраться, – произнес Уин. – Значит, объект покидает Даллас. Он испаряется, исчезает из нашей жизни – перспективная часть операции навеки утрачена.
– Потом он внезапно всплывает там, где мы меньше всего ожидаем его увидеть.
– Он возникает из ниоткуда в конторе Гая Банистера в Новом Орлеане и ищет подпольную работу. Тот же самый парень, который дезертировал в проклятый Советский Союз, а потом из заказной винтовки выстрелил в генерала Уокера. Забредает прямо в центр вражеского лагеря.
– Мэкки должен поручить Гаю Банистеру подыскать замену нашему мальчику. И что же? С улицы забредает подлинник собственной персоной.
Эверетт обшарил карманы: где сигареты?
– Ты должен сблизиться с объектом, – сказал он.
– Только не это.
– Послушай, Ларри…
– Я не больше тебя жажду личного контакта, дружище. Поручи его Мэкки.
– Он сейчас где?
– На Ферме, насколько мне известно.
– Хорошо. Знаешь что? Добудь образец почерка этого парня.
– Я сейчас же свяжусь с Ти-Джеем.
