Ему подарили рубашки, он их вернул.
Теперь только несколько человек приходили к ним, затем вели ее к дантисту или по магазинам. Учили покупать. Вот детское питание. А вот швейцарский сыр. Свои библиотечные книги он складывал на столике у дверей, где они могли их заметить, когда входили или выходили. Книги о Ленине и Троцком, а также «Активист» и «Рабочий». Пусть видят, кто он. Они хотели слушать о России только плохое. Они замкнулись на плохом.
Рядом сел Джордж. Единственный, с кем он мог беседовать, – Джордж де Мореншильдт. Высокий, доброжелательный, уверенный, любитель поговорить, голос умиротворял, подобно тихому дню.
– Ли, а ведь вы почти не рассказывали мне о Минске.
– Там ничего интересного.
– Мне интересно все. Вы знаете, я жил там в детстве. Мой отец был председателем дворянского собрания в Минской губернии еще при царе. Это все, конечно же, чепуха. Но я балтийский дворянин, и некоторые мои жены были от этого в восторге.
– В Минске приходилось стоять в очереди за овощами.
– Вам больше нравится Техас?
– Мне – нет. Марине нравится больше.
– Хотите, я расскажу вам, что такое Даллас? Этот город – доказательство того, что бог мертв. Посмотрите на них. В большинстве своем прекрасные люди, но они специально приехали в эту унылую, пустынную местность правых убеждений. Их привлекает именно местная политика. Антикоммунисты там, антикоммунисты сям. Конечно, кто-то из них пострадал, так или иначе, кто-то ужасно пострадал. Вы знаете, как я отношусь к марксизму. Скажу вам откровенно – само слово «марксизм» вызывает у меня скуку. Мне крайне сложно подобрать более скучное слово или тему. Но мы с вами знаем, что Советский Союз имеет место быть. Мы принимаем его как данность. Для этой же старой гвардии такой страны нет. Не существует. Белое пятно на карте.
Джорджу было лет пятьдесят, по-прежнему темноволосый, с широкой грудью, геолог или инженер, что-то в таком духе. Ли нравилось перескакивать с английского на русский в разговорах с ним. Он спокойно воспринимал его шутки, колкости и даже советы. Когда Джордж давал совет, не возникало чувства, что ты должен рассыпаться в благодарностях.
– Марина говорит, что вы написали какие-то заметки о Минске. Нечто вроде… ну не знаю, впечатлений о городе.
– Обо всем, что я узнал на радиозаводе, плюс полная структура их работы и жизни.
Какая-то женщина взяла на руки Джун и принялась ворковать с ней так же, как и родственники Марины, качать на руках и агукать.
– Вы знаете, – сказал Джордж, – вот смотрю я на это чудесное дитя и невольно думаю: как же она похожа на Хрущева. Настоящий маленький Хрущев, большая круглая лысая голова, узкие глазки.
– Кеннеди смотрится лучше.
– Я восхищаюсь Кеннеди. Я считаю, что он очень подходит для этой страны.
– И Жаклин.
– И его жена. И Жаклин тоже. Я знал ее по Лонг-Айленду, когда она была ребенком. Очаровательная девочка. Хотя он довольно легкомыслен в отношении женщин, этот наш президент. Я не говорю, что это недостаток. Отнюдь. Но вот что я скажу вам о некоторых женщинах. Они любят нас за наши слабости. Они любят нас именно за недостатки. Вот в чем беда, друг мой.
Ребенок снова оказался на руках у Ли.
– Самое важное – это программа Кеннеди по правам человека, – сказал Ли. – Начал он плохо, с этим провалом в заливе Свиней. Но думаю, его это чему-то научило.
– Он изменился.
– Я видел, как американские спортсмены-негры завоевывали для своей страны медали, и как их потом встретили дома.
– Для меня просто унизительно, что я сижу в комнате, где нет ни одного негра, – произнес Джордж.
– Их бы тут откровенно ненавидели и унижали.
– Кеннеди пытается это изменить. Мучительно медленно, но пытается. Для меня унизительно, что я не могу подружиться с негром без последствий. Не одобрят ни друзья, ни на работе. Я живу в Университетском парке. Такой отдельный поселок городского типа. Если негритянская семья хочет там поселиться, поселок покупает этот дом втридорога. И семья волшебным образом исчезает, до свидания.
– Посмотрите, как тут настроены против Кеннеди.
– Исходят ядом. И самые ядовитые шутки отпускают юные матроны из Далласа. Их глаза загораются странным огнем. Мне ясно, что они хотят его смерти.
Джордж двинулся через всю комнату, чтобы обнять престарелых гостей – мужчину и женщину. Ли обнаружил, что улыбается, глядя на них. Люди ходили по комнате с тарелками в руках. Старик предложил Марине сигарету из черно-белого портсигара. У Ли была своя коллекция. Он выписал у малоизвестного нью-йоркского издательства двадцатипятицентовую брошюрку «Учение Льва Троцкого». Ему пришло письмо о том, что брошюру больше не издают. Спасибо, хоть письмо прислали. Он сохранял эти письма. Хоть они и далеко, но считают своим долгом ответить. Он начал собирать коллекцию документов.
Она никогда не отказывалась от сигареты.
Он собирался написать в Социалистическую рабочую партию, чтобы ему прислали их программу и политику. Троцкий – просто форма. Было вполне достаточно отослать письмо и получить туманный ответ. Это средство общения с близкими по духу, тайна и власть. Это дарило ему просвет, жизнь выходила за рамки бунгало и сварочного предприятия.
Она из тех, кто никогда не отказывается. Трепещет от восторга, когда ей дарят вещи. Возьмет все, что предложат, – сигареты, деньги, скрепки, почтовые марки. Вот женщина, которая рада любой мелочи.
Настоящая фамилия Троцкого – Бронштейн.
Частично бунгало стояло на немощеной улице. Он спал рядом со своей Джуни, среди ночи обмахивая ее журналом.
Вернувшись, Джордж сделал любопытную вещь. Он развернул стул спинкой к комнате и сел лицом к Ли. Из нагрудного кармана торчал сложенный треугольником носовой платок. Галстук был коричневым.
– Итак, вот о чем я хочу сказать. Покажите мне ваши заметки, в каком бы виде они ни пребывали. Там речь идет о Минске, мне это интересно.
– И еще о системе. О том, как весь смысл исторических идей был искажен системой.
– Прекрасно, я должен их увидеть.
– Они еще не напечатаны, – сказал Ли.
– Напечатаны. Я их напечатаю. Ради бога, это меньше всего должно вас беспокоить.
– Называется «Коллектив». Я провел серьезное исследование. Читал газеты и проанализировал всю структуру.
– Что еще у вас есть? Я бы хотел прочитать все, относящееся к этому периоду. Самые простые наблюдения. Как одеваются люди. Покажите мне все.
– Зачем?
– Хорошо, я скажу зачем. Все очень просто. В последние годы ко мне много раз обращались с просьбой рассказать о путешествиях за границу. Таков строгий порядок. Иными словами, приходите туда-то и туда-то, мистер де Мореншильдт, и поведайте нам, что вы делали, с кем встречались, план завода, который вы посетили, и так далее. Обычная информация, которую дают тысячи путешественников каждый год. Называется это Отдел контактов с населением, там есть человек из ЦРУ, который просил меня поговорить с вами по-домашнему, дружески, что я и делаю. Человек он хороший, разумный, и так далее. Я все время в разъездах, а когда возвращаюсь, ко мне приходит мистер Коллингз, и мы беседуем по-домашнему, за рюмкой. Я делаю заметки о своих путешествиях и охотно их показываю, а также привожу кое-что для Госдепартамента. Такова моя философия, Ли, я должен, скажем так, менять окраску под то место, где в данный момент живу и зарабатываю деньги. Для меня страна – своего рода бизнес. Я переезжаю из одной в другую, когда представляется возможность. В Югославии я учу хорватский язык. На Гаити – местный французский диалект. Я ведь пережил и революцию, и мировую войну, и так далее. Я всегда готов
