книге, которая должна выйти в свет уже к лету. Джон сказал, что все понимает. Однако издательство, если захочет, справится со всей работой за месяц — от редактирования рукописи до выпуска готовой книжки. Ричард возразил, что публикация такого издания — дело достаточно сложное, особенно если речь идет о теме, щекотливой с точки зрения закона. К тому же разрабатывает ее человек, по-видимому не имеющий никаких реальных доказательств, а он, Ричард, и так уже рискнул, предложив эту сделку нерадивому Киплингу. Джон заметил, что до сих пор не видел контракта. Ричард заявил, что контракт в стадии подготовки.
Они закончили разговор на вполне дружеской ноте, но Джон повесил трубку, испытывая давно забытое чувство. В последний раз оно посетило его в ту пору, когда он работал корреспондентом крупной газеты и сделал этот снимок на удостоверение. Проблема заключалась в нехватке времени, поскольку хорошие книги не пишутся за несколько дней, но отчасти — в Лили. Она слишком нравилась ему, поэтому Джон не мог выуживать у нее информацию. При мысли о том, что придется раскапывать сведения о жизни Майды в маленьком городишке в глубинке Мэна, он ощущал неловкость.
Однако в немалой степени проблема была связана и с «Лейк ньюс». Ведь именно тут его работа. Этот крохотный городской еженедельник требовал немалых затрат труда. Джон гордился им и ощущал за него ответственность. Пока его имя значилось на границах издания, он хотел, чтобы каждый выпуск был сделан добросовестно.
И потому, выбросив из головы все лишнее, Джон сконцентрировался на размещении объявлений, поступивших уже после крайнего срока. Потом занялся окончательным вычитыванием основных статей, затем переписал слабенький материал из Сэйфилда и добавил несколько фотографий к городским и спортивным новостям. Уже к часу дня он отослал последнюю полосу газеты в печать, после чего откинулся на спинку рабочего кресла, прикрыл глаза и потер переносицу, чтобы избавиться от головной боли.
Постепенно Джону стало легче, однако он, сидя все в той же позе, припомнил, что вернулся в Лейк- Генри в надежде избавиться от этого неприятного ощущения. Он думал, что, возможно, вообще не годится для писательского труда, но тут позвонил Терри Салливан.
Джон и так был далеко не в самом добром расположении духа, но ему стало еще противнее, когда он услышал самодовольный голос Терри:
— Нашу милую девочку видели вчера с племянницей в одном из магазинов Конкорда. А ты по- прежнему притворяешься, будто ведать не ведаешь, где она?
Джон в раздражении подался вперед.
— Ты зачем мне названиваешь? И вообще, почему тебя до сих пор так волнует Лили Блейк? Все, Терри! Твоим сплетням конец. Я тебе и в прошлый раз говорил то же самое — и оказался прав. — Джону было противно, и голос его красноречиво свидетельствовал об этом. — Зря ты гнал эту пургу, приятель. Ведь дело-то на пустом месте состряпано.
— Нет, не на пустом. Я могу доказать это.
— Как? С помощью твоей хваленой пленки? — бросился в атаку Джон. — Но Лили ничего не знала о записи. Это незаконно.
— Ага! Так ты с ней говорил. Значит, она вернулась.
— Незаконно, Терри! Я бы на твоем месте именно об этом волновался, а не рыскал в поисках Лили. В любом случае, здесь она или нет, тебя это не касается.
— Нет, касается. Я пишу продолжение статьи.
Джон не верил своим ушам, но был готов к дальнейшей борьбе.
— И для какой же, интересно, газеты? Скажу тебе, если ты еще не заметил: «Пост» отказалась от дальнейших публикаций на эту тему. И потом, о чем ты, черт возьми, собираешься писать? О журналистах, которые выдумывают ложные скандалы?
— Скажи лучше: о клубных певичках, которые, спятив, путают свои фантазии с реальностью.
— Вот как? Хорошо. И ты намерен доказать это с помощью незаконной записи? — Вдруг его осенило. — А как насчет другой, вполне законной, которую можно запросто опубликовать?
Последовала пауза. Затем холодное:
— А ты наглый.
— Не я, приятель, — ответил Джон и ощутил тик под глазом. — Чтобы преследовать человека, уже однажды тобой оклеветанного, — вот для чего нужна настоящая наглость. Но ты тут как тут! Снова звонишь мне с прежними вопросами. Я же, заметь, просто намекаю тебе, что существует еще один аспект этой истории. В прошлый раз ты сказал, что я ничего не вижу у себя под носом. Напрасно надеешься. Для начала учти: мне известно, кто звонил под вымышленным предлогом жене нашего шефа полиции и вынудил ничего не подозревающую пожилую даму рассказать о деле, закрытом восемнадцать лет назад. А знаешь, откуда я узнал об этом? Сохранилась запись. Забавно, не правда ли? Как аукнется, так и откликнется, приятель. Только эта пленочка вполне легальная, поскольку разговор шел по официальной полицейской линии. А на пленочке-то твой голос. Если не доверяешь моему слуху, мы можем отправить запись на экспертизу. И еще: у меня собирается довольно приличная коллекция статей, которые ты, учась в колледже, явно передрал откуда-то.
— Ты занимаешься моей персоной?
Джон и не думал оправдываться. Разве он сделал что-нибудь плохое Терри Салливану? Никоим образом! Не выступал с публичными обвинениями, не мазал его грязью ради собственного удовольствия. Как и в случае с Риццо и Барром, Джон всего лишь собирал о нем полезную информацию.
— Так признавайся: кого из журналистов ты обокрал тогда?
— В колледже? Да ты смеешься! Это же древняя история, потом, у тебя нет доказательств.
— Дело в том, что ты наверняка не захочешь по-настоящему об этом спорить. Ведь это повредит твоей карьере. И, кроме того, — Джон уже не мог остановиться, — есть в твоей биографии какие-то таинственные вещи. Например, три жены… Мне показалось, тогда мы с тобой дружили, Терри, но я даже не подозревал, что ты хоть раз был женат, не говоря уж о трех браках. Мы вместе учились в колледже. И ни у кого из наших товарищей еще не было семьи. И никто не знал такого о тебе. Ничего не было известно ни о том твоем браке, ни о двух последующих. Но почему такой большой секрет? Целых три жены — почему такая тайна? Что ты с ними делал, Терри? Связывал и затыкал рот кляпом? Все это дурно пахнет. Готов поспорить, им есть что рассказать. И наконец, этот кардинал. Какого черта тебе надо от мистера Россетти? — Джон чуял: за этим что-то стоит. Именно за этим! — У тебя есть личные причины ненавидеть его? Или ты имеешь что-то против церкви? Может, ты — один из алтарных мальчиков, пострадавших от приставаний священника?
Голос Терри стал ледяным:
— Я никогда не был алтарным мальчиком.
— Тогда, может, был певчим? Ведь ты же не просто так набросился на несчастную женщину и попытался нагадить кардиналу.
— А тебе-то до нее что за дело? — огрызнулся Терри. — Ты ее трахаешь, Киплинг? Меня стараешься обмазать грязью, лишь бы обелить ее?
Джон поднялся.
— Я никого не собираюсь мазать грязью, но предупреждаю тебя: ты полез в ее жизнь — она полезет в твою.
— Она или ты?
— Это одно и то же, — ответил Джон и шлепнул трубку, но через секунду снова поднял ее и позвонил Брайану Уоллесу в «Пост». — Есть маленький вопрос, — деловито начал он, поняв, что собеседник на том конце провода совсем не в восторге. — О той пленке, на которой записано интервью с Лили Блейк.
— Если собираешься заявить об этом прокурору, то все равно не сможешь навредить редакции. Ведь нет доказательств, что мисс Блейк ничего не знала. Мы начали публикации в полной уверенности, что это добровольное интервью. Наши юристы уже наготове. С точки зрения законодательства газета полностью защищена. Они возбуждают против нас дело, но оно провалится.
Брайан говорил слишком напористо, сразу встав в позу защиты.
— А ты проверял подлинность пленки? — поинтересовался Джон.
— Что ты имеешь в виду?
Джону казалось, что он выразился достаточно однозначно.
