— Откуда такой изумленный взгляд, Коринна? Я тебя воспитала. Мы с тобой настолько похожи, что мне относительно несложно догадаться, о чем ты думаешь, даже если ты и не высказываешь мысли вслух. Всякий раз, когда приезжают родители, я вижу в твоих глазах неодобрение. Всякий раз, когда ты упоминаешь их имена, я слышу в твоем голосе горечь. А теперь я вижу, как загораются твои щеки, когда звонит Коррей, как ты расцветаешь, когда он присылает подарки. Не стоит смущаться, дорогая. Я рада видеть тебя такой.
— Правда?
— А как же иначе? Ведь я хочу, чтобы ты была счастлива. Ты его любишь?
Коринна опустила взгляд на руки и нахмурилась.
— Кажется, да.
— Звучит неубедительно.
— Но он совсем… другой.
— Очень может быть, что именно за это ты его и любишь.
— Ты не понимаешь. Коррей… такой… стремительный.
— А еще?
— Импульсивный. Вспыльчивый. Постоянно в пути, летает с одного места в другое.
— Дела идут успешно?
— Да.
— В таком случае его поездки, полагаю, оправданны. Нельзя считать постоянные отлучки пороком только потому, что твои родители тоже мотаются по свету. Алекс и Чериз — два сапога пара. Не стану утверждать, что они уникальны в своем роде, поскольку им явно удается находить себе подобных, но таких меньшинство. Твой дедушка тоже много времени проводил в разъездах.
— Ради дела.
— Как и твой Коррей — разве нет?
— Да…
Взгляд Элизабет стал отсутствующим.
— Твой дедушка был настоящим мужчиной. Я многое отдала бы, чтобы он почаще оставался со мной, но он занимался тем, в чем знал толк, и не только ради себя, но и ради меня. Может, он и не скопил состояния, но на столе всегда хватало еды, и время от времени мы могли позволить себя маленькую роскошь. — Она снова устремила взгляд на Коринну. — Однако твоя мать не в состоянии была оценить этого, ей всегда хотелось большего.
— А твои чувства к дедушке… Расскажи мне о них еще.
— У нас была особенная любовь. Времена тогда были другими. Трудности во время войны, трудности после нее. Когда мы купили этот дом, он казался нам дворцом. И мы гордились друг другом. — Щеки у нее порозовели, и этот румянец служил единственным доказательством того, что она касалась чего-то очень личного, глубоко спрятанного. — Он всегда говорил, что во мне его опора, что он не мог бы так работать, если бы не был уверен, что вернется домой, ко мне.
— Какие трогательные слова.
— Да, у твоего дедушки был истинный дар красноречия. В Теодоре не было ни малейшей фальши.
Коринне ужасно хотелось спросить об их сексуальных отношениях, но в лоб задать вопрос она не решилась и попробовала обходной маневр.
— С ним ты была… не такой, как с остальными?
— О да, — только и ответила Элизабет. Удивительно, но этого оказалось достаточно. Впервые на памяти Коринны голос ее бабушки снизился до шепота.
— С Корреем я тоже становлюсь совсем другой.
— Так и должно быть. Мужчина должен открыть в своей женщине ту ее сторону, о которой остальные и не подозревают.
— Как же в таком случае объяснить поведение моих родителей?
— Никак. Когда я над этим думаю, мне приходит в голову единственное приемлемое объяснение: они до конца не удовлетворяют друг друга, а потому их влекут новые люди.
— Но ведь если они друг друга любят…
— Может быть — но каждый с присущим ему эгоизмом. Первая любовь Чериз — она сама. Осмелюсь высказать мнение, что то же самое справедливо и по отношению к Алексу… Он сделал тебе предложение? — внезапно спросила Элизабет.
Коринне потребовалась целая минута, чтобы переключиться с рассказа бабушки.
— Коррей?
— Есть и другой мужчина, за которого ты собираешься выйти замуж?
— Я не собираюсь замуж за Коррея.
— Так он сделал предложение? — терпеливо переспросила Элизабет.
— Да, сделал.
— И ты дала ему от ворот поворот. Я рада.
Коринна остолбенела.
— Вот как? Почему?
— Замужество — не из тех решений, которые можно принимать скоропалительно. Я полагаю, Коррей любит тебя.
— Так он говорит.
— Но ты все еще не уверена.
Коринне потребовалось время, чтобы собраться с мыслями.
— Коррей — прямая противоположность того мужчины, с которым я себя представляла рядом. У него репутация плейбоя, хоть он и клянется, что те времена ушли в прошлое. Он относится к жизни… слишком легко.
— И к тебе тоже?
— Нет, во всяком случае, мне так кажется. Но можно ли зависеть от такого человека?
— Подобная легкость может быть всего лишь фасадом, за которым скрывается весьма серьезный подход к жизни.
— Может быть. Но есть и еще кое-что. Его рассеянность просто невероятна. Недавно он залил куриное мясо соусом «тартар» вместо майонеза. Потом утверждал, что банки совершенно одинаковы!
Элизабет прокашлялась.
— Интересный, должно быть, получился куриный салат.
— А история с его линзами? Позвонил как-то утром в панике, предупредил, что заедет с опозданием, потому что потерял линзу. Он стал носить контактные линзы, чтобы не метаться вечно в поисках запропастившихся очков, — и вот пожалуйста, и линзу потерял.
— Вполне могу понять его беспокойство. Они же, насколько мне известно, очень дорогие.
— Они застрахованы, но не в этом дело. Он на коленях обшарил всю ванную, а линза была у него в глазу!
— Удобно было искать.
— Полный идиотизм!
— Откровенно говоря, — высказалась Элизабет, — все это выглядит очень мило.
Коринна расплылась в детской улыбке.
— Ты права. Временами Коррей до того обворожителен, что я готова задушить его в объятиях.
— Что ж, прекрасно. — Элизабет поднялась с кресла. — Мне пора ложиться.
— Но мы же ничего не решили, — вскинулась Коринна.
— Мы? Не мне принимать решение, дорогая. Если ты согласишься выйти за него замуж, то именно тебе придется жить с этим человеком день за днем, год за годом.
Коринна подскочила с кресла и побежала за бабушкой в коридор.
— Ты не можешь сейчас уйти, ба!
— Могу и должна. Тебе необходимо многое обдумать. А мне нужен отдых.
— Но ведь Коррей живет в Южной Каролине. Если я выйду за него, то отсюда уеду. — Ей казалось,
