— Ну конечно, я…
— А еще я хочу знать, что и сама буду по-прежнему любить тебя.
Вот оно что: она думала о родителях, которым никогда не хватало одного партнера.
— Ты на них не похожа.
— Но мне нужно это знать! — крикнула она. — Неужели ты не понимаешь? Я не могу связать свою жизнь с тобой, пока не буду уверена.
С тихим стоном долго сдерживаемого желания Коррей приник к ее губам поцелуем, говорившим о любви и страсти так, как не сказали бы никакие слова. Оторвавшись от нее, он, опустил на нее тот самый взгляд, о котором она мечтала, но в нем сквозила и осторожность.
— Сначала можно прогуляться, а уж потом вернуться сюда.
Коринна отрицательно покачала головой.
— Закажем бутылку шампанского…
— Нет, — шепнула она. — Я хочу сейчас.
Он снова застонал и, крепко обняв, повел ее к одной из спален — той, что была больше. Коринна едва заметно вздрагивала.
— Ты боишься?
— Немножко.
— Я тоже.
— Но ты же и раньше занимался этим.
— Но никогда — с любимой женщиной.
Они остановились у самой кровати. Он отпустил ее, чтобы сбросить покрывало.
— А я никогда и ни с кем этим раньше не занималась.
Обернувшись, он увидел, что она в тревоге ломает сцепленные пальцы рук.
— Я знаю. — Одарив ее нежной улыбкой, он взял ее ладони в свои. — И это одна из причин, которые делают тебя такой особенной.
— Но я хочу знать, что происходит.
— Значит, я расскажу тебе. Согласна?
Она кивнула.
— Хорошо, — пробормотал Коррей и усадил ее на постель. Взяв ее лицо в ладони, он опять поцеловал ее, сначала осторожным, потом, почувствовав, как она отзывается, все более глубоким поцелуем. В тот миг, когда его язык проник в ее рот, он подумал, что будет не так-то легко замедлять события.
Не отрывая губ от ее рта, он взялся расстегивать дрожащими пальцами пуговицы на своей рубашке.
— Прикоснись ко мне, Кори. Я так долго ждал, чтобы ощутить на себе твои руки.
Коринна, которую поцелуй едва не лишил сознания, с трудом открыла глаза и замерла, увидев его обнаженную грудь. Бронзовую и твердую. Она и раньше видела его без рубашки, но сейчас могла трогать его так, как не смела тогда. Протяжно вздохнув, она кончиками пальцев прикоснулась к его груди. Через секунду ладонь выпрямилась и пустилась в путь.
— Ты такой теплый, мощный, но… мягкий. — Коринна, как зачарованная, позволила и второй ладони присоединиться к изучению, провела по ребрам, потом выше, туда, где прятались маленькие плоские соски.
— Как… приятно!..
Двигаясь все более широкими кругами, ее ладони сдвинули рубашку, обвели мускулистые очертания плеч.
— Ты великолепно сложен, — прошептала она. Слова казались настолько неуклюжими по сравнению с ее восторгом, что она быстро наклонила голову и поцеловала его грудь.
— Кори, о Боже, Кори… Еще… еще. — Подавшись вперед, он притянул к себе ее голову и впился в ее губы жадным, ощутимым поцелуем. Когда он снова взглянул на нее, его зеленые глаза были подернуты сумеречной дымкой. — Дотронься еще, — глухо шепнул он. — Ниже.
Коринна словно плыла во сне. Чистый, мускусный аромат притягивал, жар его тела смешивался с ее собственным жаром.
— Так тяжело… сосредоточиться… ты… прекрасен.
Прежде чем она успела произнести еще хоть что-нибудь, он пересадил ее к себе на колени, быстро наклонился и ткнулся носом ей в шею.
— Теперь можешь трогать, — скомандовал он.
Рубашка упала на кровать, и Коринна начала скользить по нему, плавными прикосновениями, постепенно двигаясь от спины к груди, животу. Его тело было неизведанным, но знакомым и родным.
— Что ты чувствуешь? — шепотом спросила она.
— Огонь! — Его голова нырнула ниже, губы раскрылись, зубы сомкнулись на соске. Ее окатила жаркая волна, и она охнула.
Желание разливалось в ней. Она анализировала страсть, разбирала на части, кусочек за кусочком, пытаясь осознать ее силу.
Рука опустилась на его слаксы, замерла на вздымающейся молнии. Пальцы пробежали по всей длине.
Коррей резко, с болезненным стоном выдохнул.
Рука окаменела.
— Я сделала тебе больно.
— Нет. Наоборот. Еще. Давай избавимся от всего этого, — хрипло протянул он и, стащив с нее блузку, отшвырнул ее прочь. И вновь его рот прильнул к ее груди, вздохнув, он нежно потянул за сосок губами.
Она не сдержала крика и стиснула колени, застигнутая врасплох вспышкой пламени, которая обожгла ее бедра.
— Хочу видеть тебя обнаженной, — шепнул Коррей.
Когда на ней не осталось ничего, кроме лучей полуденного солнца, заливавшего ее сквозь стекла огромного окна, он опустился перед кроватью на одно колено. Его взгляд тронулся в путь по ее телу — от пальчиков вверх по ногам, к темному треугольнику между бедер, еще выше, через плоский живот к груди и, наконец, к лицу. Не в силах говорить, он лишь приподнял ее и с силой прижал к себе.
— Сейчас я снова поцелую тебя, — сказал Коррей и исполнил обещание. Он дарил любовь ее рту, как очень скоро подарит телу. — И снова прикоснусь к тебе, на этот раз не только руками, но и всем, что у меня есть. — Он и это обещание выполнил, двигаясь вдоль ее тела вверх, вниз, зажигая каждую клеточку, от кончиков пальцев до плеч, вожделением. Его руки не переставали путешествовать от одной чувствительной точки до другой, а язык доводил до умопомрачения.
Страсть превратилась в необходимость для обоих стать одним целым в самом естественном смысле. Приподнявшись над ней, Коррей переплел ее пальцы со своими и прижал их к кровати по бокам от ее плеч.
— Посмотри на меня, — шепнул он и подождал, пока она откроет глаза. Он знал, что та агония чувств, которую он в них увидел, как в зеркале отражалась в его собственных глазах. Это была агония желания, и она эхом прозвучала в его голосе. — Сейчас я буду любить тебя. Сначала может быть больно, но я быстро. Ладно?
Ее губы беззвучно шевельнулись, но он услышал каждое слово. Их крики прозвучали вместе, но не от боли, а от красоты слияния.
Больше слов не было. Страсть стала вихрем всеобъемлющих эмоций и ощущений, она стала любовью, а любовь была Корреем. Инстинкт был главной силой, которая связывала три составляющие в один сплошной водоворот без начала и конца.
Коррей задавал ритм, Коринна подхватывала его. Пламя разгоралось все сильнее, все ярче, пока наконец не рассыпалось мириадами ослепляющих искр, оставив их задыхающимися, взмокшими, рухнувшими друг на друга бесформенной грудой спутанных рук, ног и тел.
— Я околдован, — тихонько произнес он и улыбнулся в ее открывшиеся глаза.
— Как подумаю, чего мы лишались… Мы же могли этим заняться на бельведере или на яхте…
— Тогда все было бы не так прекрасно. Ведь ты не знала, что любишь меня.
