беспощадность распространяется не только на врагов.
— Но ты не такая.
— Спасибо.
— Я серьезно.
— Я тоже. — Кэролайн вздохнула. Ей определенно не хотелось срочно возвращаться к «Холтену, Уиллзу и Дыо-лату». — Спасибо.
— Пожалуйста. Не пойму, как ты это терпишь? Как ты вообще можешь с ними работать?
— О том же меня спрашивает Бен.
Кэролайн вдруг остро, до боли, захотелось услышать его голос. Она соскучилась по Бену, по его умению взглянуть на вещи отстранение, более трезво и практично. Ей недоставало привычного сознания, что Бен может объявиться в любой момент. Прошлым вечером она пыталась ему дозвониться, но Бена не оказалось дома.
—Он считает, что мне нужно открыть собственную фирму, поменьше, и установить там свои порядки, более человечные.
—Так почему же ты этого не сделаешь?
Кэролайн опешила. Пришлось задуматься.
— Не знаю, — честно призналась она наконец. — Я всегда мечтала стать компаньоном в крупной, солидной фирме. Может, все дело в привычке?
— Ты им стала, ты первая женщина, принятая в число компаньонов, но что-то не похоже, чтобы это принесло тебе счастье.
Кэролайн закинула ногу на ногу.
—А знаешь что, Анетт… все это просто ничтожно! Мои так называемые партнеры играют в игры! Они дерутся друг с другом за оплачиваемые часы, за женщин, за членство в престижных клубах, а знаешь, о чем они разговаривают в перерывах между совещаниями? О машинах! Не о детях, не о своих семьях, не о том, что подарить сотруднику, выходящему на пенсию, — о машинах! — Она раздраженно рассекла рукой воздух. — Сама не понимаю, почему я за них держусь. Глядя отсюда, это кажется совершенно бессмысленным.
— Привет, девочки.
Кэролайн встала.
—Господи, Лиа, что с тобой? У тебя такой вид, будто ты встретила привидение.
В некотором роде так оно и было. Слова Джулии все еще звучали у Лиа в ушах, и она до сих пор пыталась их осмыслить, понять, почему мать ничего им не рассказывала, почему Джесс ничего не рассказал, осознать, что же в конце концов происходит в ее жизни. Лиа была потрясена и обижена.
Анетт спустила ноги с дивана, и Лиа села рядом с ней, на еще теплое место. Она была рала, что сестры рядом. Прошлое, настоящее, будущее — все вдруг перепуталось, если кто и в состоянии ей помочь, то как раз сестры.
—Вы не представляете, что я только что узнала, — начала Лиа дрожащим голосом. — Оказывается, мама здесь все-таки была. Незадолго до твоего рождения, Кэролайн, они с папой снимали Старз-Энд на лето. У мамы был роман с садовником.
Лица сестер оставались безучастными. Наконец Кэролайн сказала:
— Ну да, а я — английская королева.
— Это правда!
— Бред какой-то, — промолвила Анетт.
Кэролайн кивнула:
— Ты что-то перепутала, наверное, речь шла о другой женщине.
— Если это одна из сплетен, которые так любят распускать в этом городке… — Анетт не договорила.
— Тогда Джинни лучше сюда не приезжать, — закончила за нее Кэролайн.
Сестры уставились на Лиа, словно ожидали, что она возьмет свои слова обратно. Она молчала. Ей самой не хотелось в это верить, поначалу она отреагировала примерно так же, как сестры, но потом всерьез задумалась.
По-видимому, Анетт тоже задумалась, потому что она отвела взгляд.
—Значит, это она была той женщиной?
Кэролайн не сдавалась:
— Этого не может быть. Только не Джинни. Она слишком дорожит приличиями, чтобы заводить роман. Она бы не посмела!
— Ситуация была очень удобной, — продолжала Лиа. — Папа проводил пять дней в неделю в Филадельфии, сюда возвращался только на выходные.
— Кто тебе сказал? — спросила Кэролайн.
— Джулия. Она слышит, о чем говорят ее посетители. Разговоры пошли, как только стало известно, что Джинни купила Старз-Энд, и не прекращаются до сих пор. Вспомните, вы тоже обратили внимание на любопытство горожан.
— Что ж, их интерес вполне понятен, — рассудила Кэролайн. — Не каждый день какой-то чужак вдруг покупает самое большое поместье во всей округе.
—Но вы вспомните, о чем они расспрашивали, — настаивала Лиа. — Их не интересовало, богата ли новая хозяйка, что она собирается сделать с поместьем, не продаст ли землю под застройку. Нет, им хотелось узнать, как он; жила в Филадельфии, оставалась ли она все эти годы женой нашего отца, была ли она счастлива.
Джесс задавал вопросы в том же духе. Он знал, кто та кая Вирджиния. Не далее как вчера ночью, когда они были в теплице, Лиа расспрашивала его о местной легенде, и он не упомянул о Джинни!
—Они просто не в меру любопытны, — небрежно отмахнулась Кэролайн.
Но Анетт выглядела взволнованной.
— Ой ли? Я помню, как испугалась, когда стала читать ее письмо. Мне не верилось, что о таком важном событии как продажа дома, где мы все выросли, она не позвонила, а написала, причем когда дело было уже сделано. Я не могла понять, с какой стати она на старости лет решила переехат в незнакомое место, где никого не знает. Мне все врем; казалось, что за этим кроется нечто большее, чем желание отдохнуть. Теперь все становится на свои места.
— Что становится? — возразила Кэролайн. — Даже если она и впрямь та самая женщина, зачем ей сюда возвращаться? Если она была замешана в скандале, ей совершенно не к чему показываться в городе.
— Может, она просто не в силах совладать с собой? — предположила Лиа. — Может, ее тянет сюда вопреки всем доводам рассудка? — Она хорошо понимала мать, даже слишком хорошо. Люди часто совершают поступки, которые с стороны кажутся бессмысленными.
Анетт вздохнула:
— Если это правда и она была безумно влюблена, ка жется, я могу понять ее мотивы.
— Наша мать? Безумно влюблена? — пробормотала Кэро лайн. Она вдруг принялась расхаживать по комнате. — Ты делаешь сразу два невероятных предположения: первое, это что Джинни, правильная Джинни, пренебрегает светским условностями и вступает во внебрачную связь. Второе — что она вообще способна завести роман. Не знаю, как у вас, а у меня образ матери никак не вяжется со словом «страсть».
— Мои дети чувствуют то же самое по отношению ко мне и Жан-Полю. Они не сразу уяснили, что если дверь в сыальню закрыта, им нельзя туда врываться.
— Дело не в том, что она моя мать, — возразила Кэролайн, — а в том, что я наблюдала за ней много лет. Джинни ни к кому не была страстно привязана — ни к отцу, ни к нам, ни к своим друзьям; она ничему не отдавалась со страстью — ни членству в клубе, ни даже ремонту гостиной, когда она его затеяла. Она делала все, что полагалось или считалось правильным, но ничто ее по-настоящему не трогало.
Лиа подумала о себе, о том, какой она была в Вашингтоне — воплощение светского лоска, плавные линии, обтекаемые ответы. Была ли она страстной натурой там? Нет. А здесь? Да. Тысячу раз да! Джесс разрушил ее скованность, в его объятиях она стала другим человеком. И дело тут не только в страсти, но и в
