– Как понимать ваш вопрос?
– А так и понимать, – ответил он, – что ваше пребывание в городе выглядит по меньшей мере странно. Вам незачем здесь находиться. Оливер прав, вы могли бы заниматься своей работой в Балтиморе. Там вам было бы в тысячу раз легче, чем мучиться за письменным столом в гостинице.
Он криво усмехнулся.
– Как я узнал об этом? – спросил он, опередив ее вопрос. – Горничная, которая убирает у вас в комнате, – младшая сестра одного из наших рабочих. Она сказала ему, что каждое утро она находит в корзине для мусора в вашем номере желтую кальку. Поэтому я знаю, что вы пытаетесь работать, и я знаю, что вам удобнее было бы заниматься в своей студии. Спрашивается, зачем вы сами создаете себе трудности? Вас что, выгнали из Балтимора?
Челси почувствовала себя совершенно беззащитной.
– Нет.
– Проблемы с мужчинами?
– Нет.
– Тогда что? Зачем вам – талантливой, преуспевающей, красивой женщине забираться в такую глушь?
Талантливая, преуспевающая, красивая. Она часто слышала эти слова от других, но Джадд произнес их с какой-то горечью в голосе, и они прозвучали не как дежурный комплимент.
– За последние пять месяцев я потеряла трех самых близких мне людей. Меня теперь ничто не держит в Балтиморе.
– Значит, вы убежали.
– Нет, я решила пожить здесь.
– И как долго?
– Пока мне не надоест.
Из соседней улочки послышался рев мотоцикла Хантера. Кивнув в ту сторону, Челси сказала:
– Он-то ведь делает все, что ему вздумается. Его никак не назовешь консервативным.
– Он не такой, как все.
– И я тоже, – сказала она, подойдя к остановившемуся у тротуара Хантеру, и спросила: – Как дела?
Он снял шлем и вытер лицо рукой:
– У меня проблемы. Ты нужна мне в Болдербруке. Челси уже хотела сказать: 'О'кей, сейчас возьму свою машину', но к ней пришла другая идея. Однажды он уже предлагал ей прокатиться, и она отказалась. Теперь ей представился удобный случай.
Она посмотрела на шлем, прикрепленный сзади сиденья, а затем на Хантера:
– Нет возражений? Он пожал плечами:
– Это твоя жизнь.
Жизнь была не только ее, но и будущего ребенка, и все же Челси решила рискнуть. Надев шлем, она устроилась за спиной Хантера и на прощание бросила Джадду вызывающий взгляд. Она увидела, как заиграли желваки на его скулах, – без всякого сомнения, он был вне себя от ярости.
Так ему и надо за все ее бессонные ночи, решила Челси и опустила щиток шлема. Не успела она покрепче обхватить Хантера за пояс, как мотоцикл взревел и рванул с места. Они обогнули сквер, привлекая внимание женщин из клуба садоводов, и, сделав полный круг, еще раз проехали мимо Джадда. Затем Хантер выехал на улицу, ведущую из города.
Первые несколько минут ощущение скорости приятно волновало кровь и рождало чувство свободы. Прошло много лет с тех пор, как Челси в последний раз сидела на мотоцикле. И теперь рядом с Хантером она живо вспомнила свою юность. Его мотоцикл шел ровно и легко держал дорогу. Холодные потоки воздуха приятно ласкали ее тело. Дорога стала петлять, и они наклонялись то вправо, то влево. Тут Челси обратила внимание, что окрестности ей незнакомы. Она забеспокоилась.
– Хантер?
Он не отвечал. Не поступила ли она опрометчиво, когда решилась поехать с ним? Но разве Хантер не был доверенным лицом Оливера и третьим человеком в 'Плам Гранит'? И разве не он занимался ремонтом ее дома?
– Хантер, – позвала она громче. Он повернул голову. – Где мы?
– Сибен Роуд – шоссе за Акатук. Здесь очень красиво.
Дорога сузилась, повороты становились все круче. Челси представила, как они, выехав за очередной поворот, врезаются во встречную машину, но, похоже, Хантера совсем не беспокоила такая опасность. Он гнал мотоцикл все быстрее и быстрее.
Челси внимательно следила за дорогой, петлявшей по холмам, но скоро у нее закружилась голова.
– Ты можешь немного сбавить скорость? Мотоцикл тряхнуло, Хантер включил вторую скорость, и они взлетели на новый холм.
Головокружение перешло в тошноту. Челси дернула его за пояс:
– Останови на минуту, Хантер. Он продолжал ехать.
Она прижала голову к его спине и закрыла глаза, надеясь, что если она не будет видеть скачущие холмы, то тошнота пройдет. Но через минуту ей стало еще хуже.
