6
В полутемном зале ресторана, куда свет проникал через маленькие витражные окна, стояла освежающая прохлада. Упоительный запах еды постепенно возвращал Даше душевное равновесие.
«Хорошенький шницель, — подумала она, — в принципе намного лучше, чем даже очень хорошенький мужчина. Удовольствия больше, а забот меньше».
— Итак, что мы будем есть? — молодой человек плотоядно потер руки.
— Мне все равно, лишь бы это было мясное, горячее и в сухарях.
Новый знакомый оторвал глаза от меню и чарующе улыбнулся:
— Вы не перестаете меня удивлять, Дашенька. В наш век, когда женщины окончательно перешли на искусственное питание, вы требуете жареное мясо? Это, должен заявить, героический поступок.
— Наверное, вы плохо знаете современных женщин, — с апломбом ответила Даша.
На самом деле ей было стыдно признаться, что она не знает их совсем. Кроме циничной Ольги и еще пары домохозяек, других подруг у нее не было. Ольга жрала и пила все подряд, однако активная личная жизнь не давала ей расползтись во все стороны, что ели остальные, было неизвестно, да и неинтересно.
Илья скинул куртку на свободный стул и продолжил изучение меню.
— Честно говоря, по этой причине я вообще перестал приглашать девушек в рестораны. Чувствуешь себя последним негодяем, когда у тебя в тарелке смачный кусок мяса, а барышня напротив уныло жует салатный лист.
— Куда же вы их теперь водите? В оперу, в порядке экономии? — Молодую женщину неприятно задело упоминание о других девушках.
Необычный собеседник поднял жгучие черные глаза и усмехнулся:
— Даша, билет в оперу стоит существенно дороже обеда, особенно если последний состоит из одной капусты. Так что вы будете пить?
— Водку, — сердито буркнула она, — шучу. Каберне совиньон.
— Скверный выбор вин, — задумчиво произнес Илья, продолжая рассматривать меню, — ладно, пусть будет каберне.
«Гадина. Эстет проклятый», — разозлилась Даша, с прискорбием отметив, что молодой человек ей нравится все больше и больше.
Официант принес вино и, черкнув таинственный знак на картонном кружке, бесшумно удалился.
— Итак, — новый знакомый поднял бокал за тонкую витую ножку, — за успешную парковку и хорошее настроение у прекрасных дам!
Прекрасная дама вяло улыбнулась. Вино и вправду было скверным. Чувство слабого беспокойства не оставляло ее, и новое знакомство по-прежнему создавало ощущение подвоха.
«Я перестала верить в искренность людей, — грустно размышляла она, наблюдая за ловкими движениями вновь появившегося официанта. — Ну почему обязательно должна случиться неприятность, неужели нельзя просто посидеть с красивым мужчиной в ресторане, чтобы потом не оказаться тюрьме или больнице? Чушь. Сиди, пей и получай удовольствие».
— Смею спросить, о чем вы все время думаете? — отбирая у нее сигарету и передавая вместе с пепельницей обслуге, спросил Илья.
— Да так… ни о чем. День сегодня странный.
— В каком смысле странный?
— Слишком много событий. Тяжело с непривычки. Можешь обращаться на ты, если хочешь.
— Хочу, — он слегка наклонился в ее сторону, — расскажи мне, что с тобой сегодня произошло. Я буду сидеть, смотреть в твои зеленые глаза и слушать.
Даша провела ладонью по лицу. От вина и его взгляда у нее начала кружиться голова.
— Во-первых, у меня глаза не зеленые. А во-вторых, лучше сначала ты расскажи о себе. Ты же первый подошел.
Молодой человек откинулся и забарабанил пальцами по столу. Огромные черные зрачки странно мерцали в слабом свете свечи, завораживали, гипнотизировали.
— Да мне и поведать-то особо не о чем. — Он задумчиво теребил салфетку. — Жизнь в Советском Союзе помню как в тумане — маленький был. Потом переехали в Вену. Учился. Родители хотели, чтобы я, как и они, стал музыкантом, но… — он рассмеялся, — у меня в ушах тамтамы — полное отсутствие музыкального слуха. Все детство надо мной охали, как же так, родители гении, а на мальчике природа отдыхает… До сих пор вздрагиваю при виде скрипки. Однажды, устав от охов и вздохов, подумал и стал ювелиром.
— Кем? — изумилась Даша.
— Ювелиром. Отличная еврейская профессия. Можно сказать, что от родных корней не оторвался.
— И что же ты делаешь? Сидишь в будке с лупой в глазу? — недоверчиво поинтересовалась она.
— Зачем, — Илья покачал головой, — у меня салон. В двух шагах от Санстефанплатц. Дизайн украшений разрабатываю сам, даже получил несколько наград.
— Понятно, — уныло вздохнула молодая женщина.
Где-то совсем рядом била ключом настоящая жизнь. Одни создавали элегантные украшения и продавали их в собственных салонах, а в обеденный перерыв ездили в Прагу пропустить стаканчик вина, другие что-то расследовали по дороге из Линца в Париж… Даже паразитская Светка мотается по Европе как подорванная. А она? Даром что живет в Праге. С тем, что видит каждый день, могла бы жить где угодно: стирка, готовка, уборка… А ведь ей уже тридцать.
— Даша, — прервал поток мрачных мыслей Илья, — еще чуть-чуть, и я сделаю себе харакири. Мне кажется, тебе со мной все хуже и хуже.
В ореховых глазах блеснули слезы:
— Это мне с собой все хуже и хуже…
Он осторожно взял ее за руку.
— Расскажи, что случилось.
— О чем рассказывать? — Даша с силой закусила губу, чтобы не расплакаться. — О том, что я целыми днями кружу по дому? Муж все время на работе, а когда возвращается либо ест, либо спит. Ребенок полдня в саду, полдня на моей шее. Уже пять лет я не работаю, друзей нет, при этом времени на развлечения тоже. О чем рассказывать? О недостиранном белье? Или о том, как в университете я мечтала стать великим искусствоведом, а стала паршивой домработницей?
Упиваясь своим горем, она тем не менее отметила, что упоминание о семье не вызвало отрицательной реакции, неотразимый владелец ювелирного салона лишь слегка поморщился, сделав очередной глоток.
— Насколько я понимаю, сейчас это самая большая проблема в судьбе современной женщины. Хочется и карьеру сделать, и в девках сидеть неохота. Поэтому сначала в институт, потом в декрет. Идея хорошая, но, как известно, в раскоряку жить нельзя. Или — или.
Даша с тоской рассматривала витраж за его плечом. Цветное стекло живописно изображало жуткую сцену последних минут великомученика: несчастного то ли душили, то ли топили, в общем, безвинно убивали.
«Вот помер человек, так хоть память осталась. А я? Сгину, никто и не заметит». Ей захотелось к кому- нибудь прижаться. Хоть к дубовому столу.
— Если ребенок в саду, — продолжал Илья, цепляя вилкой ветчинный завиток, — иди работать.
— Здесь? — она горько рассмеялась. — Кем? Специализация у меня по русскому искусству. Надо заново идти учиться. В Союзе без диплома никуда не брали, а здесь и вовсе никто разговаривать не станет.
Мужчина сложил приборы и махнул рукой официанту , показывая на пустой бокал.
— Хочешь, я в Праге открою салон, все равно собирался расширять дело. Будешь у меня работать.
Даша поперхнулась.
— Прости, что ты сказал?
— Открою салон, будешь у меня работать, — и нежно прижал ее руку к губам.
«Хотела же посмотреть гороскоп, так нет, поленилась, — подумала молодая женщина, выдирая свою руку, — голову даю на отсечение, на сегодня у меня — смерть от кондрашки».
