наблюдают за ними.
— А?
— Вам плохо?
— Да… Нет… Не знаю. Наверное, просто голова закружилась. Сейчас пройдет.
Прохазка неодобрительно нахмурился:
— Вам надо носить головной убор. Рыжеволосые очень чувствительны к солнечным лучам. Выпейте воды.
— Черешенки, черешенки отведайте, — закудахтал Виктор Семенович. — Свежатинка…
— Нет!!! — взвизгнула Даша и отшатнулась от пакета, словно там могла находиться разбитая голова пани Чижиковой.
Окружающие недоуменно переглянулись.
— Точно. Солнечный удар, — вздохнув, констатировал Полетаев и силой уложил дрожащую женщину на скамейку. — Это, конечно, плохо, но, с другой стороны, хоть немного снизит вашу активность.
Кто-то побежал за водой, кто-то поднял ее ноги на скамейку, а перепуганная кузина принялась обмахивать ее картой. Даша слабо сопротивлялась:
— Оставьте меня в покое, никакого солнечного удара… Просто я два дня ничего не ела.
— Почему?! — возмутился Деланян. Ему, как армянину, это было совершенно непонятно.
— Не знаю… Забыла.
— Вот как раз черешенки отведайте, — начал было Виктор Семенович. И тогда Даша не выдержала.
— Да пошли вы со своей черешней к чертовой матери! — завопила она на весь теплоход.
Пассажиры замолчали. Несколько секунд был слышен только шум работающих моторов и плеск волн. Вскоре чехи и остальные посторонние граждане продолжили обсуждение прибрежных достопримечательностей, и только их группа осталась пребывать в состоянии легкого шока.
— Рыжик, ты почему так разговариваешь с моим папой? — холодно заговорил наконец Гоша.
— И ты пошел туда же! — буркнула Даша, которой все-таки было немного совестно за свой срыв.
— Ну, знаешь… — Гоша демонстративно встал. — Катерина, пойдем, мне с тобой поговорить надо.
— Отстань, — бросила Катя, продолжая смотреть в окно.
— Ах вот как… Ну, ладно. Дети, идемте на верхнюю палубу.
— Пап, отстань, мы тут в классную игру играем! Сходи один. Или лучше вон деда возьми. — Мальчишки, увлеченные подаренными электронными игрушками, даже не подняли головы.
На полноватом Гошином лице проступила сетка мелких красных сосудиков. Некоторое время он оторопело смотрел на вышедшую из повиновения семью, на деликатно отвернувшихся Деланяна и Полетаева, затем, скрипнув зубами, молча удалился.
Чтобы как-то сгладить ситуацию, подполковник взял со стола туристический справочник с подробным описанием красот Южной Чехии.
— Жалко, что на Орлицкой преграде мы пробудем всего две ночи. Там прекрасные возможности для отдыха.
Прохазка закивал:
— Жаль, жаль. Хотя нам в свое время пришлось дорого за это заплатить…
Полетаев вежливо согласился.
При социализме узкую, практически не судоходную Влтаву перегородили несколькими плотинами. В результате было извлечено как минимум две выгоды: от построенных электростанций можно было питать энергией четверть Чехии, а на берегах возникших водохранилищ появились отличные зоны водного отдыха. Конечно, ради этого пришлось затопить пару-тройку деревень, но кого это тогда волновало? В ходу был железный принцип социализма: «Мы наш, мы новый мир построим», так что извини-подвинься. Но что одним горе, другим, как известно, радость: прибрежные гостиницы в окружении прекрасной природы и старинных замков пользовались бешеной популярностью и в летнее время были нарасхват. То, что их группе удалось забронировать хотя бы две ночи, уже само по себе было чудом.
Полетаев продолжал поддерживать оживленный светский разговор с Прохазкой. Они на пару, как могли, делали вид, что ничего особенного не произошло, и при каждом удобном случае справлялись о Дашином здоровье, словно намекая, что от больной женщины можно всего ожидать. Судя по всему, они опасались раскола группы. Даша, разумеется, сразу же разгадала этот незамысловатый маневр, но сопротивляться не стала, а только вяло усмехалась про себя. Она даже хотела сообщить, что напрасно они так стараются, что Виктор Семенович умирать будет, но не отстанет от нее ни на шаг, даже если она начнет расстреливать его из рогатки.
Заслуженный турист СССР тоже делал вид, что ничего не случилось, и с преувеличенным интересом изучал карту. Он смотрел то на солнце, то на часы, то опять на карту, пытаясь сориентироваться на местности.
Вскоре показались белоснежные стены замка Орлик. Все восхищенно зацокали языками и уткнулись в туристические справочники. Послышался комментарий:
— Нет, вы представляете, этот замок вернули его прежним владельцам! — Не стоило труда догадаться, кому эта реплика принадлежала. — Да разве так можно, ни с того ни с сего человеку такой подарок. Вот в нашей стране такого никогда бы не случилось…
— Между прочим, у этого человека его сначала отобрали, — заметила Катя. — Я бы посмотрела на вас, если бы вас выселили из вашей квартиры.
И хотя двухкомнатная квартира в Перово вряд ли могла соперничать с романтическим сооружением на вершине проплывающего мимо холма, для Виктора Семеновича это был аргумент. В его разом посуровевшем взгляде ясно читалось: будь он в свое время владельцем Орлика, то никакой социалистической революции в Чехословакии вообще бы не случилось — где это видано, чтобы человека такой жилплощади лишали!
— Мама, а они там и сейчас живут, да? — поинтересовались близнецы. — Кто ж там полы подметает?..
— Дети помогают… — рассеяно ответила Катя, думая о чем-то своем.
Мальчишки раскрыли рты. Впервые они столкнулись с эксплуатацией детского труда в особо крупных размерах и единственные из всех присутствующих на теплоходе не испытали ни малейшего желания получить в наследство такой замок. Двоюродная тетя поспешила вернуть детям утраченные иллюзии:
— Не переживайте, замок сохраняет статус музея и находится на попечении государства, убирают его специальные дядя и тети. А уж полы там такие, что ни одного мародера, вроде вас, и близко к ним не подпустят!
— А почему?
— Потому что это историческая ценность, паркет из специально подобранных пород древесины, которая особым образом полируется и за которой необходим очень тщательный уход…
У детей загорелись глаза:
— Мам, а давай дома тоже такой паркет положим?
Очевидно, помощь по хозяйству не была их любимым занятием.
Даша фыркнула:
— Для этого маме придется продать вас. Хотя, наверное, и этого не хватит.
— Нет уж, — засмеялись близнецы, — пусть лучше деда продаст.
Виктор Семенович зло посмотрел на Дашу, словно заподозрил ее в хитроумной игре, целью которой являлась продажа его бесценного тела на органы.
Полетаев, как всегда, взял на себя роль миротворца.
— Ну так что, сначала посетим замок, а потом поедем в гостиницу или…
— Или, — немедленно заявил Ример. — Лично я задраился ваши тюки таскать. Набрали тут армию Трясогузки, одни дети и инвалиды. У этого нога, у другого — спина, у третьей — голова… А у меня все плечи в мозолях, и вообще, ваша культура у меня уже в одном месте торчит.
У Кати дернулся уголок губы, но она промолчала.
— Так езжайте домой, — заметил Полетаев, который после смерти Чижиковой стал относиться к Римеру с заметным недовольством. — Вас никто здесь не держит.
— Н-да? — усмехнулся вдовец. — Я бы с радостью, да кто ж меня отпустит? Это ведь только вы у нас
