сделала. Мерзавка. И наверное, ее сыновья все-таки близнецы. Один остался создавать алиби за двоих, л второй прилетел, укокошил папашу, а потом и дядю. А добрая мамаша морочила ей по телефону голову: «Не могу позвать мальчиков, это их очень расстроит!» Черта с два! Вот уж поистине: яблоко от яблони недалеко падает. Но как это возможно — убить собственного отца?
Сон не шел. Даша ворочалась в кровати, придавленная собственным открытием и размышляла, стоит говорить об этом Филиппу или лучше все же сначала переговорить с Полетаевым. Так и не придя ни к какому выводу, она уснула, и всю ночь ей снились гадкие тяжелые сны.
2
Едва солнце тронуло балконную занавеску, как в дверь осторожно постучали. Даша долго продиралась сквозь влажные сновидения, но внешние раздражители оказались сильнее.
— Кто там?
— Ди-ди, дорогая, пустите меня. Даша приподнялась на локте.
— Филипп, я раздета.
— Какие пустяки! Прошу вас, я не спал всю ночь. Завернувшись в простыню, Даша доковыляла до двери.
— Войдите!
Не дожидаясь, пока француз войдет, она прошмыгнула в ванную комнату. Кое-как умывшись и вычистив зубы, влезла в гостиничный халат и вышла.
На Кервеля было страшно смотреть. Он был жалок, словно заблудившийся котенок. Под глазами синяки, волосы взлохмачены и только одежда оставалась безупречной.
— Ди-ди, скажите мне правду: как и отчего умер Константин Георгиевич?
Даша устало присела. Значит, нежного бабкиного пасынка ночью мучили те же кошмары, что и ее.
— За полчаса до нашей встречи ему на голову упал строительный блок.
— Mon Dieu! Но почему вы мне сразу об этом не сказали?
— Зачем? — Молодая женщина зябко поежилась: ее знобило. — Вряд ли бы это изменило положение дел.
— А теперь?
— Теперь не знаю.
— Вы что-то подозреваете? Даша растирала плечи и молчала.
— Ди-ди?
Даша оказалась в затруднительной ситуации. Разумеется, ей необходимо сообщить о своих подозрениях Кервелю, но вдруг его это так перепугает, что он совершит что-нибудь необдуманное? Она пока не могла предположить, что именно, но от дражайшего Филиппа можно было ожидать самых неадекватных поступков.
— Понимаете, Фи-фи… — Она встала, потом села, потом опять встала. — У меня нехорошее предчувствие.
Кервель не дал ей договорить. Он приблизился, вцепился в ее руки и прошептал дрожащими губами в самое ухо:
— Ди-ди, я страшно виноват перед вами. Я скрыл одну очень важную вещь.
Даша почувствовала, как в желудке становится пусто.
— Бога ради, не пугайте меня.
Филипп отпустил ее руки и принялся терзать свои.
— Поверьте, здесь не было злого умысла. Маман не хотела… смущать вас. Она боялась, что, узнай сразу всю правду, вы откажетесь искать наследника.
Придерживаясь за спинку кровати, Даша села.
— Говорите, Филипп. И, прошу вас, на этот раз ничего от меня не скрывайте.
— Я не говорил об этом раньше, потому что считал… Мне не хотелось выглядеть в ваших глазах…
— Господи, да говорите же!
— На вашем роду лежит страшное проклятье!
— Ах! — Даша шарахнулась, пребольно ударившись затылком о стену.
Удар пришелся весьма кстати — в голове немного прояснилось.
— Что за… что за смешные вещи вы мне рассказываете, — неуверенно произнесла она, потирая затылок. — Какое еще проклятье?
Ломая руки, Филипп принялся расхаживать по номеру.
— Именно с этим проклятьем и связана странность завещания. — Филипп остановился и посмотрел на нее глазами, полными ужаса.
Даша указала на кресло.
— Так, Фи-фи, для начала успокойтесь и расскажите мне все по порядку. Да сядьте же вы!
Француз буквально рухнул в кресло.
— Это случилось очень давно.
— Я надеюсь… — пробормотала Даша.
— Один из ваших предков, Мельхиор первый…
— Тот самый?
— Тот самый. Он был воином. Но, откровенно говоря, если смотреть на его поступки глазами современника, так и вовсе разбойником. Им восхищались и его ненавидели. Он покровительствовал своим друзьям и беспощадно преследовал врагов. Так вот, у него был друг, юноша. Рода не знатного, но храбрец и преданный ему без меры. Однажды этот юноша полюбил. Девица была благородного происхождения, и шансов у бедняги добиться благословения ее родителей было мало. Тогда он обратился к своему другу и покровителю с просьбой о помощи. Мельхиор, разумеется, согласился. Он решил не только выступить в роли свата, но и дать своему юному другу немалую сумму. Итак, он отправился к родителям той самой девицы. День нет никаких известий, два ничего не слышно, а вскоре страшный слух докатился: Мельхиор девицу убил, а затем и всех ее родственников.
В замке недоумевали — что такое могло произойти? Разве что рыцарь умом помешался, если вместо свадьбы кровавую резню устроил. Все ждали возвращения Мельхиора, и только юноша, узнав о смерти своей возлюбленной, дожидаться не стал. Он поднялся на крепостную стену замка.
— Еще кости моей любимой не истлеют, как рухнут эти проклятые стены! Пусть ветер развеет в пыль не только камни, но само твое имя! Будь проклят твой род, пусть никогда никому больше не принесет он такого горя, как мне! — выкрикнул несчастный и бросился вниз.
Всего чуть-чуть задержался Мельхиор в дороге, немного не хватило ему, чтобы поведать своему другу о том, как все было на самом деле.
Оказывается, девица та, лишь только завидела славного рыцаря , влюбилась в него без памяти и бросилась к родителям своим со слезами и просьбами не выдавать ее за слугу, а уговорить самого господина жениться на ней. Родителям, разумеется, такой поворот пришелся по душе, и они стали всячески опаивать и ублажать славного рыцаря, чтобы выдать за него свою беспутную дочь. Когда же Мельхиор раскусил их план, он пришел в ярость, и дело, к сожалению, кончилось великим побоищем.
Узнав о самоубийстве друга, долго плакал храбрый воин над его искалеченным телом. И не столько безвременная смерть печалила его — в те времена друзей теряли чаще, чем ныне, — нет, его съедала мысль, что тот умер, держа в сердце лютую ненависть к нему.
Но время шло, через год началась война, в замке случился великий пожар, и стены его рухнули. Тогда- то и поняли все, что проклятие начало сбываться. Тем временем Мельхиор нашел себе достойную подругу и женился. Родилось у него трое сыновей. И у двоих старших были только девочки, а младший вел беспутную жизнь и совсем жениться не собирался. Перед самой смертью явилась во сне Мельхиору покойная его матушка и напомнила о проклятии: замок уже рухнул, теперь может и род их прерваться. Тогда Мельхиор созвал всех своих сыновей и сообщил свою последнюю волю: наследство делиться не будет, а все без остатка перейдет тому, у кого окажется наибольшее число сыновей…
Даша слушала, раскрыв рот. Месье Кервель продолжал свой рассказ:
— …Но даже это условие не смогло полностью преодолеть проклятье. — Здесь он кинул боязливый взгляд на затянувшееся облаками небо. — Потомки Мельхиора делали все возможное, чтобы стать наследниками, но род все равно угасал, пока последний из Вельбахов не потерял своего имени. И только
