'Среди неисчислимых ловушек, искусно расставленных врагом нашим по долам и горам, самой опасной и неизбежной является женщина, лоза, родящая несчастья, корень всех пороков, зачинщица всех мировых склок… Женщина — это нежное зло, свеча и ад, медоточивым кинжалом пронзающая сердце даже святого'.
Естественно, что для самооправдания монахи старались отвратить и остальных от брака. Рожэ из Кан писал в XI в.:
'Поверь мне, брат, все мужья несчастны. Если супруга неприглядна, то она ему отвратительна и ненавистна. Если она красива, то он боится, как бы у нее не было поклонников. Красота и добродетель несовместимы. Посмотришь иной раз, как жена ластится к мужу, задабривая его поцелуями, и становится ясно, что в душе своей она копит яд. Женщине ничего не страшно; она полагает, что ей все дозволено'.
Многочисленные средневековые скульптуры отражают суть этих несправедливых и отвратительных проповедей, основанных на примитивном противопоставлении белого и черного, где белое — это мир мужчины, а черное — мир женщины. В Шарлье и Муасак есть изображение обвитой змеей женщины, в срамное место которой впилась огромная жаба. В Руанском соборе изображен танец Иродиады, в соборе в Оксер — девица, оседлавшая козла. Это всего лишь четыре примера из тысячи.
Но не будем и мы односторонними в своих оценках. В средневековье была упрочена экзальтация Девой Марией, которой посвящены бессмертные произведения искусства. В этот период зародилась куртуазная любовь с культом физической привлекательности, поднявшая женщину на пьедестал так, что она стала повелительницей влюбленного в нее поклонника и его идеалом. Брачный культ и литература трубадуров имели большое значение и, по-видимому, впоследствии повлияли на упрочение положения женщины. Но это было впоследствии. А в средневековье они делали из женщины исключительное, недосягаемое существо, которое вовсе не представляло собой женщину. Восхищение Девой Марией имело оборотную сторону — принижение сексуальности. Что касается куртуазной литературы, то она не могла повлиять на социальную структуру. Кроме того, в ней самой было противоречие. Чистая любовь передавала инициативу в руки женщины, беря верх над распространенным ранее отвращением к ней, и в то же время не отрицая сексуальной стороны. Так называемое «испытание» предполагало наготу, объятия и ласки партнеров, но исключало мужской оргазм. По сути, это были элементы эротической техники и полового наслаждения, которые порывали с вульгарным и враждебным к женщине натурализмом второго 'Романа о Розе'. Но куртуазная любовь возвышала и даже обожествляла лишь немногих исключительных женщин и женский идеал как таковой. При этом большая часть представительниц слабого пола не были ее предметом. Этим можно объяснить изменения в воззрениях Андрэ Ле Шапелена, который выпустил две книги, воспевающие достоинства дамы сердца и подчинение ей поклонника; а затем в 1185 г. в книге 'О любви' набрасывается с едкой бранью на женские пороки. Этим объясняется также парадокс перехода от куртуазной и платонической любви — любви Петрарки к Лауре, существу ангельскому и бесплотному, которая далека от повседневных забот замужества, к вражде к реальной женщине, той, которую считают дьявольской силой.
'Женщина… это сущий дьявол, враг благодати, источник нетерпеливости, причина склок, и мужчине нужно подальше держаться от всего этого для собственного спокойствия. Пусть сочетаются браком те, кого прельщают постоянное присутствие супруги, ночные объятия, визг детей, муки бессонницы. Мы тоже, если это в нашей власти, утвердим свое имя талантом, а не браком, книгами, а не детьми, и с помощью добродетели, а не жены'.
Вот уж действительно признание эгоиста и женоненавистника, хотя сделано оно 'первым человеком Нового времени'.
2. Дьяволизация женщины
Именно в эпоху Петрарки страх перед женщиной охватывает верхушку общества. Поэтому будет уместно еще раз напомнить основные вопросы, поставленные в этой книге, в то время как множились эпидемии чумы, секты, войны и страхи конца света (этот период охватывает три столетия), наиболее рьяные христиане осознают, какая опасность нависла над Церковью. То, что обычно называют 'нагнетанием страха и отчаяния', было на самом деле становлением ментальности 'осадного положения'. Угрозы были многочисленные и разнообразные, изнутри и извне, но за каждой стоял Сатана. В такой предгрозовой атмосфере проповедники, богословы и инквизиторы сплачивали свои ряды против наступления дьявола, и более чем когда-либо они хотели, чтобы с них брали пример. Разоблачение сатанинского заговора сопровождалось мучительным усилием личной стойкости. В психологическом аспекте можно предположить, что в условиях, когда подавлялись сексуальные желания и влечения, умерщвление плоти приводило к росту агрессивности. Эти люди были обделены любовью, и в то же время они, как и все остальные, испытывали ее соблазн, поэтому они разоблачали в других то, в чем сами не могли признаться. Для своих обвинений и презрения они должны были иметь козлов отпущения.
В XIII в. с появлением орденов нищенствующих монахов проповедническая деятельность в Европе получает такой размах, о котором сейчас уже трудно судить. В период двух Реформаций — католической и протестантской — она еще более расширяется. Большинство проповеднических текстов того времени утрачены. Но те, которые дошли до нас, свидетельствуют, что со ссылкой на религию они были двигательной и множительной силой женоненавистников: женщина это существо, предрасположенное ко всему дурному. Поэтому никакие предосторожности с ней не будут лишними. И если ее не занять благими делами, то что ей может взбрести в голову? Послушаем, на этот счет, проповедь Св. Бернардена из Сьенны:
'Нужно подмести в доме? Да? Так пусть она метет пол. Нужно почистить горшки? Пусть она их чистит. Нужно просеять муку? Так пусть она просеивает, заставь ее просеивать. Накопилась стирка? Так пусть она все выстирает. Но для этого есть служанка! Не важно, что есть служанка, заставь жену работать не по нужде, а для того, чтобы занять ее время. Пусть она присматривает за детьми, стирает пеленки и все прочее. Если ты не приучишь ее все делать, она так и останется куском плоти и больше ничем. Как только ты дашь ей передохнуть, она прилипнет к окну и неизвестно, что ей придет в голову'.
В трудах эльзасского проповедника Тома Мюрнера, главным образом в 'Осуждении дураков' и в 'Братстве плутов' (оба относятся к 1512 г.), мужчины подвергаются критике, но женщины — еще большему презрению. Для начала, она 'домашний черт', затем, строптивой супруге не грех дать пинка, потому что у нее все равно девять шкур; наконец общеизвестно, что женщина неверна, чванлива, порочна и кокетлива. Она приманка Сатаны для того, чтобы увлечь мужчин в ад. В течение многих веков эта тема была неисчерпаемой в церковных проповедях. Вот пример церковных текстов XV–XVI вв. трех известных в свое время проповедников: Мено, Майара и Глапьона. Мено считает, что 'женская красота — причина всех несчастий', и далее разражается бранью по поведу моды:
'Чтобы обратить на себя внимание в обществе, женщина не удовольствуется приличной для ее положения одеждой. Она прибегает ко всяческим украшениям: широким рукавам, высокой прическе открытой до пупа груди, слегка прикрытой косынкой, сквозь которую видно все то, что должно быть скрыто от глаз. И в таком бесстыдном виде, с книжкой в руках, она проходит перед домом, из которого десяток мужчин с вожделением пялят на нее глаза. И нет среди них ни одного, кто бы устоял из-за нее перед смертным грехом'.
Для Майара женщина в платье со шлейфом 'совсем уж похожа на животное, с которым у нее и так много общего в поведении'. 'Богатые ожерелья и золотые цепи на шее — это оковы дьявола, которыми он опутал ее и держит при себе'. 'Вместо того, чтобы читать великую книгу совести, дамы предпочитают неприличное чтиво о бесчестной, сладострастной любви. Наконец, их длинный язык причиняет много зла'. Что касается Глапьона, духовника Карла Пятого, то он не признает свидетельства Марии Магдалины о воскресении Христа, 'потому что среди других людей женщина — существо изменчивое и непостоянное', а посему не может 'свидетельствовать против врага нашей веры'. В юридическом аспекте это богословское утверждение звучит так: свидетельство женщины перед судом заслуживает меньшего доверия, чем свидетельство мужчины.
