межгосударственными институтами ЕС придаст дополнительный импульс выгодной РФ децентрализации Евросоюза, ограничения полномочий Еврокомиссии и ее превращении в своего рода «секретариат» Евросоюза. Это же будет содействовать эволюции Евросоюза к нормальной конфигурации, при которой основными правами обладают крупные экономически развитые «старые» члены Евросоюза, а влияние незначительных по своим масштабам и экономическому потенциалу и новых членов Евросоюза (последние настроены наиболее антироссийски и имеют минимальный опыт ответственности) будет ограничено до уровня, соответствующего их способности и компетентности.
Следует отказаться от ряда обязательств, принятых Россией на переговорах с Евросоюзом о присоединении России к ВТО (по росту внутренних цен на газ, сельскому хозяйству, фитосанитарному контролю и т. д.) под политическим давлением ради завершения этих переговоров «в срок». Следует жестко пресекать попытки ЕС использовать присоединение России в ВТО для вымогательства уступок по иным аспектам отношений (энергетика, транссибирские перелеты, Договор к Энергетической хартии и т. д.), в том числе уже после заключения соглашения о присоединении. России надо воспользоваться заявлением Евросоюза о намерении отозвать свое согласие на присоединение России к ВТО и отложить переговоры о присоединении до активизации модернизации российской экономики, отложив на это же время выполнение российских обязательств.
Необходимо разрушить сложившийся в Лахти единый антироссийский фронт европейских энергоимпортеров и научиться использовать либерализацию европейских рынков энергоносителей для повышения цен на них.
Сознавая неизбежность краха Евросоюза в сегодняшнем виде, необходимо всемерно наращивать связи с новыми его членами для использования их в качестве каналов для политического и экономического проникновения в наиболее развитые его страны и закрепления в них.
В отношении Восточной Европы следует взять курс на интенсификацию экономического сотрудничества в обмен на уступку российскому бизнесу, а по возможности, и государству значимых активов. Поддерживая националистические силы, следует отрывать Восточную Европу от Евросоюза, убеждать ее, что рынок для ее продукции есть только в России, и тем самым привязывать к себе на выгодной для России основе.
Идеальные предпосылки для утверждения этой политики дают переговоры о новом Соглашении о партнерстве и сотрудничестве (СПС). При их ведении надо всемерно разъяснять представителям Запада, что именно нежелание Евросоюза заключать СПС в разумные сроки (то есть до выборов нового президента России) является основным формальным обоснованием позиции сторонников сохранения Путина на третий срок и тем самым подрывает демократию в России.
Хотя во внешней политике Россия исповедует вполне европейские ценности, между ней и Евросоюзом есть по крайней мере одна принципиальная, ценностная разница.
Россия — и российское общество, и даже российское руководство, при всех его недостатках, — во внешней политике признаёт существование других точек зрения и не считает, что все в мире должны реализовывать исключительно ее интересы.
Россия признает существование инакомыслия во внешней политике, а вот цивилизованный Евросоюз категорически не допускает его, воспринимает инакомыслие исключительно болезненно — практически как угрозу — и стремится подавить и уничтожить его. Конечно, это не касается сильных стран — таких, как Китай; однако тех, кого Евросоюз считает слабыми, как Россию, это касается в полной мере. Любая точка зрения на международные отношения, отличная от европейской, объявляется в лучшем случае «мифом», а как правило — «пережитком советского империализма».
Что далеко ходить — возьмите меня: в России я являюсь довольно последовательным оппозиционером, а СМИ некоторых членов Евросоюза просто потому, что я пытаюсь сформулировать российские национальные интересы, объявляют меня буквально «идеологом Кремля»!
В настоящее время Евросоюз исповедует американский подход: считая себя носителем единственных и истинных ценностей, он полагает это достаточным основанием для того, чтобы требовать от всех других нерассуждающего и полного подчинения.
Позвольте прояснить несколько базовых, фундаментальных вопросов.
Прежде всего отношения Евросоюза и Запада в целом с Россией омрачаются естественным культурным шоком, который испытывает Запад. Почти 20 лет Россия не имела никаких своих интересов — и к этому все привыкли. На Западе — не только в Европе, но и в США — выросло целое поколение политиков, считающих, что между Евросоюзом и Китаем лежит в политическом плане пустое место, дающее энергоносители, трудолюбивых квалифицированных эмигрантов и считающее своим предназначением исполнять любые прихоти представителей Запада и, в частности, Евросоюза.
Столкновение с реальностью — с наличием у России собственных, пусть дурно реализуемых, слабо обосновываемых и плохо осознаваемых интересов — вызывает у Запада подлинный культурный шок и новую волну страха перед нашей страной, граничащего с паранойей и русофобией.
Да, на поверхность общественной психики этот страх выплеснулся в результате «газовой войны» России с поддерживаемым и науськиваемым Евросоюзом «оранжевым» руководством Украины. Но вызрел и проявлялся в меньших масштабах по менее значимым поводам он значительно раньше, и причина его — сам факт восстановления России, а отнюдь не недостатки этого процесса.
Этот страх порождает стремление взять Россию под контроль, и в первую очередь — взять под контроль наиболее важный для Запада аспект России: поставки энергоносителей. Разговоры о нашей надежности и гарантированности поставок не имеют отношения к делу и потому не воспринимаются: Западу не нужна надежность наших энергопоставок, ему нужен прямой и непосредственный контроль за этими энергопоставками. Отсюда требование отдать наши трубопроводы, известное под псевдонимом «Договор к энергетической хартии», отсюда проекты газопроводов из Средней Азии в обход России, отсюда вновь всплывшие требования повысить внутренние цены на газ до уровня экспортных, — ведь тогда Россия не сможет потреблять этот газ, и он пойдет на Запад весь, поневоле, — отсюда и многие другие требования.
Ситуация усугубляется падением уровня образования, по сути дела разрушением системы образования, причем далеко не только в России, в результате чего многие уважаемые люди не просто не знают реальности, но и не хотят ее знать и искренне не понимают, зачем им знать эту реальность.
Нам с этим культурным шоком ничего не сделать, придется быть психотерапевтами и психиатрами. Придется бесконечно долго и терпеливо объяснять реальную ситуацию, повторяя азбучные истины по миллиону раз и миллион же раз давая по рукам — до тех пор, пока Запад не вернется наконец от своих розовых, почти наркотических грез горбачевщины и козыревщины к осознанию реальности.
Вторая объективная проблема наших отношений — это кризис управляемости Евросоюза.
Я совершенно не пытаюсь выгородить современную российскую бюрократию: она действительно ужасна. Но неужели вы думаете, что она является по отношению к Евросоюзу, где она хранит свои деньги и куда намерена уехать на пенсию, менее европейской, чем бюрократия Советского Союза?
Я действительно не понимаю, почему сотрудничество с «Газпромом» воспринимается сегодня в Европе как угроза, хотя в годы «холодной войны» оно воспринималось как большая удача и выгода.
Не понимаю, почему Евросоюз, выступая против ксенофобии у других, пестует и лелеет свою собственную ксенофобию в коммерческой сфере и разжигает подлинную истерику по поводу крошечного, совершенно незначительного проникновения российского бизнеса на европейские рынки.
Мне приходилось слышать от европейских экспертов фразу «'Газпром' хуже КГБ». Господа, вы накликать не боитесь? Вы хотите, чтобы вам в доступной даже вам форме напомнили, что такое КГБ?
(В зал) Нет, не надо передергивать, я никому не говорил «допрыгаетесь» — я просто обращаю ваше
