нужно; и эта способность служила ему теперь как никогда. Он должен был видеть в своем собеседнике Матвея Ивановича, партнера по бизнесу. И он видел именно его и даже мысленно называл его Матвеем Ивановичем, хотя прекрасно знал, что человек в дорогом, но безобразно сидящем на мощном тяжелом теле английском сером костюме, человек с пудовыми кулаками в седовато-рыжих волосках (татуировки с этих рук вывели за бешеные деньги – какой же бизнесмен в татуировках, – но все тело под костюмом было так разрисовано, что в бане Николай Степанович частенько терял нить разговора, заглядевшись на какой- нибудь еще незнакомый сюжет), с редкими зализанными волосами и тяжелым взглядом маленьких близко посаженных глаз – Кастет, всесильный уголовный авторитет, главарь Симбирской группировки, на чьем счету столько покойников, что впору открывать частное кладбище.
Третьим в комнате был Сергей Сергеевич, настоящий бизнесмен, способный экономист и блестящий администратор. Вот с ним Николаю Степановичу было легко, таких он перевидал на своем веку сотни. Правда, тогда они не назывались бизнесменами, тогда они назывались хозяйственниками, и, когда Николай Степанович вызывал их в свой кабинет «на ковер», они тряслись и бледнели, стараясь скрыть свой страх от него… как он сейчас старается скрыть свой страх от Кастета.
И они трое были необходимы друг другу. Николай Степанович вносил в общее дело свои огромные связи, сохранившееся еще влияние, доступ к финансовым и властным возможностям партии, кредитам и фондам. Он – приходилось это признать – был в этом трио представителем прошлого. Это прошлое уходило на глазах, доживало последние годы, а может быть, уже месяцы, но сейчас, в решающий для их бизнеса момент, его сила была еще велика, и Николай Степанович должен был воспользоваться ею, чтобы не остаться не у дел, чтобы обеспечить свое будущее.
Сергей Сергеевич вносил в их дело опыт хозяйственника и экономиста, знание производства, рынка сырья и сбыта. Он вносил свои собственные, неожиданно очень значительные, средства (как же мы позволили тебе так разбогатеть?! – подумал Николай Степанович, когда узнал о размерах этих средств, – проглядели, проглядели!). Он вносил в их дело производственные мощности руководимого им крупнейшего в городе и регионе комбината хлебопродуктов, который они при мощной поддержке стоящих за Николаем Степановичем структур быстро прибирали к рукам, одновременно подминая все смежные предприятия, чтобы сделаться монополистами в этой всегда процветающей и нужной даже самым бедным, самым нищим людям отрасли. Достаточно трезво мыслящий Николай Степанович сознавал, что Сергей Сергеевич – представитель будущего, новый человек, человек завтрашнего, капиталистического дня; и Николай Степанович надеялся пробраться вместе с ним в это «светлое будущее».
И, наконец, Кастет, или Матвей Иванович, как они называли его в этой комнате, – был несомненным представителем настоящего, представителем сегодняшнего дня, темного и смутного переходного времени, представителем настоящей, несомненной реальной силы и вечной, никогда не слабеющей, а только крепнущей и растущей власти, но власти подпольной. Он решал все проблемы, возникающие перед ними, – с конкурентами, с неаккуратными поставщиками и несостоятельными должниками; и деньги за ним стояли огромные, хотя все и понимали, насколько эти деньги грязные и кровавые. Для того-то и были Кастету нужны его представительные компаньоны и их общее дело: чтобы отмыть эти кровавые деньги, чтобы смыть кровь и грязь со своих волосатых рук и войти в «светлое будущее» преуспевающим и уважаемым бизнесменом.
– У нас проблема, коллеги, – начал Сергей Сергеевич, – новгородские конкуренты зашевелились, собираются открывать здесь свой филиал, все бы еще ничего, пока ситуацию мы держим под контролем, но вместе с директором новгородского комбината к нам в город приехала некая Ольга Михайловна Кузнецова. Это совсем молодая женщина, можно сказать – девчонка, но это не должно вводить вас в заблуждение. На мой взгляд, это наш самый серьезный конкурент.
– Что еще за девчонка? – Кастет уставился на Сергея Сергеевича своими маленькими холодными глазами.
– Она за два года утроила продажи новгородского комбината хлебопродуктов. Комбинат был на грани банкротства, а теперь он процветает, и ему уже мало своего традиционного региона. Они открывают здесь свое отделение и хотят торговать на нашей территории. Если сегодня мы проглядим ее – завтра будет поздно.
Видя, что коллеги с сомнением покачивают головами, он добавил:
– Понимаю ваш скептический настрой, но в нашем деле бывают личности, способные что-то создать быстро только силой своего ума и деловой хватки, и пол и возраст в данном случае не имеют значения.
– Я въехал. Это – чисто моя проблема, – Кастет коротко рубанул воздух волосатой ладонью, – завтра вашей девчонки не будет.
Сергей Сергеевич поморщился.
– Ну как вы… А впрочем, нет человека – нет проблемы. Только я очень прошу вас, сделайте так, чтобы это выглядело, ну… как несчастный случай, что ли. А то убийство… конечно, в наше время этим никого не удивишь, но все-таки… начнется это – кому выгодно, кому невыгодно… Постарайтесь обставить это как несчастный случай.
– Ладно, не суетись, я все понимаю.
Четвертым в этой комнате был крошечный микрофон, запрятанный в укромное место.
Анатолий Петрович Чистяков многие годы отработал рука об руку с Николаем Степановичем: тот – по партийной линии, этот – по линии госбезопасности. Линия партии всегда была ведущей, Анатолий Петрович находился как бы в подчинении, но вместе с тем он всегда хотел держать руку на пульсе, а для этого он должен был много знать. Поэтому с давних пор, еще когда он был всего лишь майором КГБ, он взял за правило прослушивать все разговоры своего партийного босса. Ну, не все – так самые важные.
Надо сказать, Чистяков не был одинок или оригинален в этом своем стремлении все знать о «старшем брате»: «Государство в государстве», органы госбезопасности втайне от партийного руководства следили за самим этим партийным руководством, снизу доверху, можно сказать, с его молчаливого одобрения: ведь каждый партийный босс хотел знать все о своих подчиненных и давал санкцию на прослушивание их разговоров, на слежку за ними, считая, что уж сам-то он вне подозрений… но его начальник точно так же давал санкцию на слежку за ним – и так до самого верха.
Анатолий Петрович рос одновременно с Николаем Степановичем, поднимался по служебной лестнице. Теперь он уже должен был вот-вот получить первую генеральскую звезду, но времена изменились, спрос был на молодых и шустрых, умеющих держать нос по ветру, и Чистяков, со всем его опытом, мог оказаться не у дел. Поэтому, когда сын его двоюродного брата сделал большую карьеру в Новгороде и приехал в наш город с большими деньгами и еще большими планами на будущее и предложил ему уволиться из органов и пойти в его фирму начальником управления безопасности, он недолго раздумывал. Он дал согласие и теперь дожидался только официального открытия в городе филиала новгородской фирмы, а пока по привычке прослушивал разговоры своего партийного босса, набирая на него компромат на всякий пожарный случай.
Выйти на конспиративную квартиру в сталинском доме было несложно, потому что передвижения всех больших и не очень больших начальников из Смольного были известны и не менялись годами: из дома на работу, высшее начальство тоже в Смольном, пешком дойти, совещания, выезды на места, в организации, два раза в год – торжественное праздничное заседание в театре оперы и балета им. Кирова – тьфу! Сейчас опять переименовали в Мариинку! Поэтому, когда подчиненные доложили Чистякову, что Николай Степанович изредка ездит куда-то в город, он сгоряча подумал, не завел ли старик любовницу, но, по зрелом размышлении, эту мысль отбросил, потому что чего-чего, а этого за Николаем Степановичем не водилось: честно прожил всю жизнь с одной женой и никогда ей не изменял, чему, откровенно говоря, сам Чистяков немало удивлялся, не уставая поражаться ее габаритам. Тем более стоило поинтересоваться, куда это повадился Николай Степанович, и хоть старый осел пытался соблюдать конспирацию, он оставлял машину за полквартала и героически шел к нужному дому пешком, квартиру вычислили быстро. Нашпиговать ее микрофонами было делом техники, чистяковские мальчики были профессионалами. И хоть у Кастета при себе всегда имелось не меньше семи человек охраны, которая входила в квартиру первой и якобы тщательно осматривала ее, ни одного микрофона пока не нашли. Сегодняшний улов Чистякова просто потряс. Смерть Ольги его никак не устраивала: карьера в органах заканчивалась, и все его будущее
