случилось за последние несколько часов, – это совсем не сон.
Как всегда, когда он в своих воспоминаниях доходил до этого места, Андрей почувствовал неудержимое желание выпить. В магазине водка бывала, но не каждый день, зато всегда в любое время можно было достать самогон у Игнатьевны и ее дочки Верки. Игнатьевне было за восемьдесят, а Верке – под шестьдесят, но иначе как Веркой ее никто не называл. Игнатьевна гнала самогон и продавала его, а Верка занималась добычей сырья, то есть сахара. Правда, в последнее время мужики были недовольны Игнатьевной, говорили, что вместо сахара она добавляет всякое дерьмо, самогон получался мутный и слабый, и надо было сбавлять цену, но Игнатьевна бодро отругивалась матом, а цену не сбавляла.
Но на улицу Андрею выходить не хотелось, а выпить надо было срочно. Андрей пошарил у матери в тумбочке, нашел какой-то пузырек, воняющий парфюмерией, чуть ли не тройной одеколон, с довоенных времен, надо думать, сохранился. Было противно, но он опять вспомнил ту ночь в поезде и выпил весь пузырек залпом. Немного полегчало, и он опять стал решать в уме ту задачу, над которой ломал голову еще тогда, в вагоне мчащегося поезда. Что все дело исходило от тестя, что тесть послал тех парней, он понял сразу. Если бы милиция докопалась до чего-нибудь, то его бы сразу арестовали, а не выпроводили из города. Значит, все организовал тесть. Но как он мог узнать? Кто? Кто ему сказал? На этот вопрос у него не было ответа.
Когда он приехал домой без предупреждения, мать больше удивилась, чем обрадовалась – она уже привыкла жить без него. Он сказал, что взял отпуск. Ребят его знакомых в городе не осталось, девчонки повыходили замуж, нарожали детей. Первое время его звали в гости, он отказывался, сидел дома. Прошло две недели, мать стала спрашивать, когда ему на работу, а потом нашла его трудовую книжку и паспорт, все поняла. Она ничего ему не сказала, но как-то привела гостя.
Андрей не сразу узнал в высоком абсолютно лысом старике бывшего директора школы. За чаем мать оживилась, глаза заблестели, и Андрей вспомнил, что мать совсем еще не старая женщина. Когда вышли с директором покурить, тот попытался было расспросить Андрея, но поскольку Андрей молчал, рассказал о себе.
– Как поперли меня тогда из директоров, из-за мамаши-то, на работу потом никуда не брали, устроился истопником в больницу, там до пенсии и проработал, жену похоронил. А потом перестройка, шум, звон, бегут ко мне, в депутаты хотят выдвигать, потому как я есть пострадавший от коммунистического режима. А коммунисты звонят, говорят, приходите на партсобрание. Я говорю, что мне ходить на ваши собрания, вы же меня из партии турнули тогда еще? А они: ах, простите-извините, мы вас полностью восстановим и билет опять торжественно под музыку вручим. Короче, послал я их всех куда подальше, устроился в школу на полставки математику преподавать, пенсия есть, а больше одному ничего и не надо. Я к чему веду-то: у тебя образование высшее техническое, физике-то небось сможешь в школе ребят обучать?
Андрей ничего не ответил. После разговора с директором он прибился к компании своего бывшего одноклассника Витьки Коркина. Витька был пьяница и уже один раз сидел за хулиганство. Андрей быстро втянулся в пьянку, помогали воспоминания. Денег на водку у него не было, он продавал вещи. Вещи кончились, магнитофон, приемник, одежда – все ушло. И вот он вспомнил, что вчера отдал Игнатьевне часы. Часы были дорогие, импортные, подарок Ленкиных родителей на свадьбу. Андрей вспомнил, что Игнатьевна налила им чуть не ведро самогона, потом они гудели до полночи, а дальше он ничего не помнит. Андрей встал, оделся, пошарил по кастрюлям, но холодный суп есть не хотелось.
Он побрел на улицу на место встречи компании на берегу реки у старых полуразвалившихся сараев. Конец марта, воздух весенний, к самой ночи похолодает, а пока в самый раз освежиться. Мужики уже сидели там, человек пять, во главе с Витькой. Разлили самогон, Андрей протянул руку, но Витька отодвинул стакан.
– Ты чего?
– А у нас за бесплатно не дают, не в большом городе, халявы нету.
Каким-то образом они узнали, что у него не осталось больше ничего, что можно продать, и теперь Витька решил покуражиться. Андрей разозлился.
– А вчера чуть не ведро моего самогона кто пил на халяву?
– Что вчера, то вчера, а сегодня порядки другие. Хочешь выпить, попроси как следует, поползай вон по грязи.
Забытое бешенство охватило Андрея. Витька в тот момент отвернулся и не видел его глаз, иначе он бы поостерегся. Андрей схватил бутылку с самогоном и хотел ударить Витьку по голове, но в последний момент кто-то отвел его руку, и удар пришелся по плечу. Бутылка разбилась, но Витька почти не пострадал. Он повернулся и вытащил нож. Андрей успел подставить руку и, пока все растерялись, отбежал к реке. Озверевшие от потери почти полной бутылки самогона, они шли на него молча: Витька с ножом, кто-то с дубиной, остальные с голыми руками. Андрей видел эти звериные рожи, фигуры, одетые в лохмотья, на фоне вонючего барака и вдруг понял, что он один из них, что он уже вписался в эту жизнь и со стороны его не отличить от Витьки. Они приближались, тогда он стал отступать на лед. Идя спиной, он не заметил большой проруби, в которой бабы накануне полоскали белье, сейчас ее затянуло ледком, но таким тонким и ненадежным, который сразу же проломился под тяжестью человека. Андрей пытался ухватиться за края пролома, но руки соскальзывали. Мужики вначале растерялись, кто-то сделал даже шаг к проруби, но то ли побоялись они сами провалиться, то ли были очень злы за самогон, но все замешкались. Дыхание у Андрея зашлось от резкого холода, из груди вырвался хриплый стон, барахтался он недолго. Последней его мыслью было, ну все-таки кто, кто же рассказал обо всем тестю?!!
Через два месяца, в конце мая, его тело нашел гораздо ниже по течению рыбак, у которого сетка запуталась в камышах. Увидев то, что плавало рядом с его сеткой, мужик со страху чуть не перевернул лодку и прибежал в милицию, трясясь и заикаясь. Позвонивший в городок местный участковый очень просил, чтобы мать не приезжала на опознание, а то они там будут иметь еще одну покойницу, и опознавать тело поехал бывший директор школы. Туда же отвезли гроб, выполнили все формальности, заколотили гроб наглухо и только тогда допустили к нему мать. На похоронах были только мать, которую опекал все тот же бывший директор, и две-три соседки.
Надежда вышла из проходной и заметила, что наконец-то наступила весна. Еще конец марта, но уже гораздо позже темнеет, днем солнце греет достаточно сильно, и настроение хорошее. Она не спеша пошла по улице, глубоко вдыхая прозрачный бодрящий воздух. Проходя через знакомый двор дома на Тверской, она увидела Люсю Поливанову, которая почти скрылась в своей парадной.
– Люська, подожди!
– Ой, Надюша, привет, как ты выглядишь-то хорошо, а что это у тебя?
Надежда была без перчаток, и Люська сразу же конечно высмотрела обручальное кольцо.
– Надя, ты замуж вышла?
Надежда не смогла сдержаться и засмеялась слишком уж счастливо, уж очень хороший был вечер.
– Надежда, сейчас же идем к нам, мама меня убьет, если узнает, что я тебя встретила и не привела. Конечно, если ты не торопишься, ты ведь теперь замужняя женщина, тебе полагается после работы бежать домой сломя голову.
– Нет, сегодня не тороплюсь, у мужа вечерние лекции.
Они поднялись в квартиру, причем Надежда заметила, что вахтерши внизу нет. Люся перехватила ее взгляд.
– Да, теперь больше вахтерша не дежурит, сократили ее ставку. Предлагали нам скинуться и самим вахтершу оплачивать, ну ты же понимаешь, чтобы эти начальники что-нибудь из своего кармана оплатили!
Люсина мама встретила их накрытым столом. Надежду приняли как родную, расспросили подробно про мужа. Она рассказала, где познакомилась со своим Сан Санычем и какой он замечательный. Они поженились в феврале, а в марте муж уволился из института и перешел на преподавательскую работу. Оно и к лучшему, а то можно друг другу надоесть: и дома и на работе все время вместе.
– Ну, хватит обо мне, у вас-то какие новости, в вашем доме?
– Ой, Надя, начальников-то в Смольном понемногу теснят, другие уже на их место готовятся, сама небось видишь, что по телевизору все время передают. Взять хоть наших соседей, Купцовых.
Надежда навострила уши.
– У них одни несчастья с Нового года пошли. Как зять-то у них уехал, кстати, ты не знаешь, что там
