называл своим «отцом». Он, вне всякого сомнения, был одним из самых выдающихся людей, правивших арабским миром в первые века после Хиджры. Он оставался при Харуне до того самого момента, когда впал в немилость.
Начиная с первых лет правления новой династии[18] тесные связи между семьями Аббасидов и потомков Барма-ка стали еще крепче. Как и в предыдущем поколении, женщины одной семьи вскармливали своим молоком детей из другой, и наоборот. И еще сын Харуна сосал грудь жены Джафара Бармакида, в то время как жена халифа выкормила одну из его дочерей.
Когда Харун достиг тринадцати лет, Яхья совершенно естественным образом превратился в «личного секретаря», и этот титул обеспечил ему самые широкие полномочия в отношении своего ученика. Он не просто помогал ему. Когда молодой принц принял командование крупным походом против Византии, Яхья сопровождал его. Впоследствии, когда Харун получил пост наместника западных провинций, Азербайджана и Армении, именно Яхья фактически управлял этими обширными территориями. Обладая огромным политическим талантом, Яхья сумел незамедлительно проявить свои выдающиеся административные способности и чувство ответственности. Поскольку Харуна интересовали в основном военные проблемы, он предоставил Яхье свободу действий. Для этого принца с его тягой к радостям жизни Яхья был идеальным помощником. А для Яхьи эти годы, проведенные в провинциях, стали прекрасной школой, подготовившей его к исполнению тех обязанностей, которые ожидали его в будущем.
В сентябре 786 г. Харун взошел на трон. Своим первым указом он назначил Яхью визирем. Отголосок этого события обнаруживается в «Тысяче и одной ночи»: «Еще до восхода солнца жителям Багдада стало известно о смерти ал-Хади и восшествии ар-Рашида на халифский трон. И Харун, окруженный роскошью, подобающей повелителю, принял клятвы верности от собравшихся эмиров, благородных господ и народа. И в тот же день он приобщил к обязанностям визиря двух сыновей Яхьи Бармакида, ал-Фадлу и Джафару. И все провинции и области империи, и все мусульмане, арабы и не-арабы, тюрки и дейлемиты, признали власть нового халифа и клятвенно пообещали ему покорность. И он начал свое правление в благоденствии и величии, и, блистая, воссел в своей новой славе и могуществе»[19] .
Обязанности визиря, второго после халифа человека в государстве, который являлся одновременно советником и наместником монарха, а также главой канцелярии, были неодинаковы в разные эпохи. Чаще всего этот пост занимал выходец из сословия мавали, то есть не-араб, как правило, иранец, но всегда мусульманского вероисповедания, образованный человек и щедрый меценат. В эпоху Харуна он, по сути, состоял при халифе и нес перед ним личную службу. В следующем столетии значение визиря неуклонно возрастало, а обязанности халифа настолько сократились, что он лишь утверждал решения, принятые его министром. Некоторые потомственные визири, представители настоящих «династий» визирей и секретарей (куттаб), проделали существенную работу, в основном в финансовой, политической и военной области. Многие из этих выдающихся служителей государства были вынуждены восполнять бездеятельность халифов, несведущих или плохо подготовленных к управлению империей, что побуждало некоторых из них принимать решения, приносившие большую выгоду им самим, нежели государству.
Яхья получил от Харуна прерогативы, которые до того времени принадлежали лишь повелителю, в том числе право самостоятельно назначать секретарей дивана[20] и судить за злоупотребления. Если верить Масуди, Харун вручил ему свою личную печать, объявив: «Мой дорогой отец, твоя благословенная Небом помощь, твое счастливое влияние и мудрое руководство возвели меня на этот трон. Я же наделяю тебя безраздельной властью».
Даже став всемогущим, Яхья вынужден был делить свою власть с королевой-матерью, грозной Хайзуран. Сказочное богатство бывшей йеменской рабыни усиливало ее могущество. В течение нескольких лет, до самой ее смерти в 789 г., всей его ловкости едва хватало, чтобы лавировать между Харуном и женщиной, чье стремление обладать всей властью, на которую она могла претендовать благодаря своему статусу, достигло небывалого размаха. Визирь, которому ни в коем случае нельзя было вступать с ними в открытый конфликт, вынужден был идти путем «маневров и намеков», прибегая к аллегорическим историям. «С халифами выступать против чего-либо — значит подталкивать их к этому действию, ибо, если вы желаете воспрепятствовать им действовать в каком-то ключе, это все равно, что побуждать их к этому»[21], говаривал он.
Правда, Яхье в этом деле чрезвычайно помогали двое его сыновей, Фадл и Джафар. Именно они разделили с ним его обязанности визиря и сидели по сторонам от него во время общественных аудиенций, что для Востока было совершенно нехарактерным. Джафар получил печать, которая впоследствии перешла к Яхье, а затем к Фадлу. Таким образом, печать государя оставалась в руках одной и той же семьи. Действительно, история первых десяти лет правления Харуна практически неотличима от истории Бармакидов. Его правление на практике осуществляли эти три талантливых, знающих человека, отличавшихся незаурядным умом.
После трагической смерти Хади и предшествовавшей ей серии предательств неминуемо должны были полететь головы. Те, кто отступились от своей присяги Харуну, в то время наследному принцу, чтобы примкнуть к Джа-фару — а таких было немало — наверняка стали плохо спать по ночам. Яхья спас их, а вместе с ними и внутренний мир, по крайней мере, на некоторое время. А Хайзуран, которая желала истребить всех предателей, он сумел убедить, что куда полезнее будет отправить их на войну с врагами.
Этот совет был исполнен, а кроме того, двое второстепенных лиц расплатились за всех прочих. Один, высокопоставленный сановник, глава городской стражи, счастливо отделался иным образом. Он добился снятия с себя клятвы, принесенной Харуну, пообещав пешком дойти до Мекки. Он выполнил обещание, но перед ним шли слуги, постилавшие ковры ему под ноги, а затем поднимавшие их, чтобы перенести дальше вперед. Али ибн Муса ибн Махан, один из главных зачинщиков абны, и Язид ибн Мазьяд, один из военных советников Хади, который склонил Хади к тому, чтобы заменить Харуна Джафаром, были просто изгнаны. Они вновь напомнили о себе лишь спустя долгое время после смерти Хайзуран. Правление Харуна началось в обстановке ликования.
Через несколько месяцев после того, как Аллах, с помощью Хайзуран и Яхьи, привел Харуна к верховной власти, он совершил свое первое паломничество в Мекку. История не сохранила ясных следов этого акта, который он впоследствии повторил несколько раз, поскольку, как и все Аббасиды, придавал ему огромное значение. Для нового государя это, безусловно, был повод продемонстрировать свою щедрость. Однако мы лучше осведомлены о паломничестве, которое несколько месяцев спустя совершила Хайзуран. Оно превратилось в триумфальное шествие. Как говорят, подаяние текло рекой. Каждый или почти каждый день мать халифа приказывала соорудить навесы для паломников, фонтаны вдоль их пути и мечети. Она обнаружила родной дом Мухаммеда — или просто жилище, которое годилось для этой роли — и повелела превратить его в мечеть, как и ту постройку, в которой Пророк встречался со своими соратниками. Ее еще долго называли «Домом Хайзуран».
Таким образом, Аббасиды хотели подчеркнуть религиозный характер своего режима. Для Мансура и Махди это служило некоторым оправданием заговора потомков kjo-баса и переворота 750 г. Аббасиды изгнали омейядских халифов, чтобы вернуть правоверных на истинный путь ислама. Глубокое убеждение Харуна, что Аллах избрал его и поставил повелителем правоверных, амир ал-муминин, и главой общины, имам, было еще сильнее, чем у его отца и просвещенного деда. По любому торжественному случаю он облачался в плащ Пророка (бурда) и брал в руки жезл (кадиб), что обозначало особое достоинство «наследника послания Бога» (халифа), воплощающего в себе «власть Бога на земле», а именно такой титул принял на себя Мансур. По своей сути халифат представлял собой религиозный институт, главной обязанностью которого являлась защита веры. Аббасидский халиф находился на своем месте для того, чтобы обеспечить следование строгому правоверию и предписаниям, установленным раз и навсегда.
Чтобы установить угодный Богу порядок и насадить мусульманское законодательство, Харун ар- Рашид с первых дней своего правления окружил себя религиозными деятелями, с которыми он обсуждал догматику и право. При нем святые места вновь обрели былое значение, и вскоре он придал паломничеству в Мекку эффектную окраску благочестия и миссионерства, которая благодаря его щедрости — в ходе лишь одного паломничества он потратил миллион динаров — стала поистине ослепительной.
Главное же, соображения как религиозного, так и политического плана побуждали Харуна бороться со всевозможными ересями. Для колоссальной империи, населенной столь разнообразными народами, в
