– И кто же он? – прошептал Митя.
Даша видела, что слова даются ему с трудом. Ему было очень плохо и больно, но любые хирургические операции надо проводить быстро. Резать нужно одним движением. Нельзя растягивать страдания надолго.
– Он… он… Ваня… – начала она, запинаясь, а потом твердо и четко закончила: – Иван Лукьянов.
Митя посмотрел на нее с недоверием. Чувствовалось, что он не мог даже предположить, что соперником станет тот же человек, с которым он уже все решил в юности. Даша собралась с силами и сказала:
– Да, именно он. – Потом подумала еще с минуту, и за эту минуту перед ее мысленным взором промелькнул весь вечер. Она вспомнила нежное прикосновение Ваниных губ, его знакомый родной запах и добавила: – Я люблю его. Прости… Я не собиралась тебя обманывать. Хотела сначала удостовериться, что люблю…
– Удостоверилась, значит… – прошипел Митя, притянув к себе жену за блузку и заглянув в глаза.
Она принялась мелко-мелко кивать.
– Я убью его… – Архипов сказал это очень тихим голосом, что Даше не понравилось. Когда приходилось выяснять отношения, Митя всегда это делал бурно, с криком. Он в принципе не умел говорить вполголоса.
– Не надо… – так же тихо попросила Даша.
Муж посмотрел на нее взглядом тяжелобольного человека, выпустил из рук ее блузку и побежал вниз по лестнице. Даша вошла в квартиру. Юлька сидела с ногами на стуле у кухонного окна и с ужасом смотрела на мать.
– Юлюшка! – бросилась к ней Даша и прижала головку дочери к своей груди.
– Я думала… ты никогда не придешь, – прогундосила ей в живот девочка, и плечики ее затряслись от рыданий, которые она, видимо, до сих пор с трудом сдерживала.
– Ну что ты, доченька! – ответно залилась слезами Даша. – Я всегда приду… к тебе… Я тебя никогда- никогда не оставлю, что бы ни случилось… Ты верь…
В ту ночь Митя домой так и не пришел. Он вернулся поздним вечером следующего дня пьяным до неприличия. Даша никогда не видела мужа в таком состоянии. Если Митя и пил, то исключительно в гостях или дома, и только вместе с ней, Дашей. Они всегда находились примерно в одинаковом состоянии легкого опьянения, поэтому нынешний Митин вид испугал ее до дрожи в коленках. Бедная Юлька забилась в свою комнату и даже закрылась на навесной пластиковый замочек, который Митя же и повесил ей на дверь для смеха.
Архипов попытался снять кроссовки, с трудом опустившись на мягкий пуфик в коридоре, но не удержал равновесия и рухнул на пол. Его это развеселило. Он расхохотался до слез, которые принялся вытирать кулаками. Даша заметила на рукаве его светлой летней куртки бурые разводы, похожие на кровь.
– Что?! – испуганно вскрикнула Даша, опустилась перед мужем на колени и принялась ощупывать его тело. – Ты поранился, Митя? Что случилось?!
Муж расхохотался еще отвратительней. В уголках его рта неприятно пузырилась слюна. Он оттолкнул Дашины руки и, мерзко ухмыляясь, проговорил:
– Все в порядосе, Дашуня! Все о’кейно и зеергутно! Я жив и здоров как бык! А вот твой… Ванек… Он того… он нескоро еще… сможет с тобой… спать… – И он опять залился отвратительным лающим смехом. В дополнение к этим душераздирающим звукам Даша услышала детские рыдания из-за Юлькиной двери, но не могла броситься с утешением к дочери. Она должна была узнать, что с Ваней.
– Митя! Митя!!! – Она трясла и трясла за плечи мужа, свернувшегося в калачик и пытающегося заснуть прямо на полу в прихожей. Архипов отмахивался от нее как от мухи и, в конце концов, умудрился-таки заснуть, оглашая квартиру богатырским храпом и источая отвратительное зловоние водочного перегара. Отчаявшись чего-нибудь от него добиться, Даша бросилась к телефону и принялась обзванивать приемные покои питерских больниц. Таким образом она и нашла Лукьянова Ивана Андреевича в институте скорой помощи. Ей хотелось тут же поехать туда, но она сдержала себя. Ваня сейчас находится под присмотром врачей, а Юлька за дверью своей комнаты бьется в страшной истерике. Даша оставила мужа храпеть на полу коридора и рванула дверь в комнату дочери. Игрушечный амбарный замок разлетелся на куски.
– Что ты с ним сделал?! – накинулась на мужа Даша, когда первый раз вернулась от Ивана. Ее душили рыдания. Она сама готова была убить Архипова.
Осунувшийся почерневший Митя схватил ее за запястья, с силой опустил в кресло и сказал:
– Я не специально разбил ему голову, Даша. Так получилось… Он ударился о бордюр…
– И ты его бросил истекать кровью, да?! Бросил?!
– Нет… Я вызвал «Скорую помощь»…
– Да ну?! Прямо так и вызвал, и сказал: «Я убил человека! Приезжайте забирать!»
– Я не… убивал… Я… я с ним даже поехал… дождался врача… Сказали, что дела плохи, но не безнадежны…
– Странно, что ты до сих пор не в тюрьме, Митя!!!
– Почему же сразу в… тюрьме…
– Ну… ты же нанес тяжкие телесные…
– Говорю же, что все нечаянно получилось!!
– То есть ты не бил?!
– Нет… я не говорю этого… Я ударил, но… он… он просто упал неудачно, понимаешь?
– Ага! Неудачно! Оказывается, можно упасть удачно!
– Даша! Не передергивай!
Она вскочила с кресла и, вцепившись в его рубашку, крикнула:
– Так почему ты все-таки не в милиции? Меня к нему даже не пустили, а ты сидишь тут как ни в чем не бывало, чай пьешь… – И Даша смахнула со стола любимый чайный бокал мужа, который, ударившись об угол стиральной машины, раскололся ровно пополам.
Митя, никак не среагировав на смерть бокала, опять с большим терпением отцепил пальцы жены от своей одежды и задушенно проговорил:
– Я… я сказал им, что просто шел мимо… Увидел, что человек лежит… весь в крови…
– Шел мимо?!! – Даша истерично расхохоталась. – Да ты, оказывается, еще и трус, Митя! И… и негодяй…
– Нет, все не так! – воскликнул Митя. – Не так! Если он выздоровеет, то пусть подает на меня в суд или… не знаю, куда надо подавать заявления… Я непременно ему это предложу… А если… если… словом, мне и так не жить, Дашка, если он… в общем… не выживет… Невозможно будет с этим жить, разве ты не понимаешь?!
Митя тяжело осел на кухонную табуретку и резко оттянул рукой ворот футболки, будто она душила его.
– Он выживет!!! Выживет, слышишь, ты, мерзавец?!! Он непременно выживет!!! – крикнула Даша и разрыдалась с отвратительными подвывами и размазыванием по щекам того, что сочилось из глаз и из носа.
– За что ж ты меня так, Дашка? – Митя умудрился спросить это между двумя всхлипами жены, и потому она услышала. Закрыв рот сразу двумя руками, Даша замерла, а Архипов продолжил: – Я же не мог просто так взять от тебя и отказаться… подарить тебя ему… Разве же я мог? Я же люблю тебя…
Даша заткнула уши. Она не может этого слышать. Зачем он ей это говорит? Ей и без того ужасно. Невыносимо. Лучше самой лежать с размозженной головой, чем…
– Мне плохо, Митя… – простонала она.
– А мне, думаешь, хорошо?! – крикнул он так громко, что она услышала это и с заткнутыми ушами. – Думаешь, Юльке хорошо?! Да на нее же смотреть страшно! Ты бы хоть ради дочери одумалась! Она и тебя любит, и меня! Ты только представь, что с ней станет, когда ты ей объявишь, что… ну… что меня больше не любишь…
На этом его заявлении у Даши кончились слезы. Митя прав. Она преступная мать. Она думает только о себе. Она достойна самой страшной кары. И она покарает себя! Непременно покарает! Она еще не знает, что ей с собой сделать, но непременно что-нибудь сделает… Но только тогда, когда Ваня поправится… А он
