– Сволочь! – констатировала я, расхрабрившись от «Мукузани».
– Не уверен... Я сейчас думаю, что-то она мне в еду намешала. Или, может, в вино что плеснула... Вино мы пили, похожее на это... – И он кивнул на бутылку. – Понимаешь, заснул я. Проснулся утром с больной головой, в полном неглиже и рядом с Любой. Ты даже не представляешь, что со мной сделалось! Хоть в петлю головой. Думаю, ну неужели я от этой бабы никогда не смогу отлепиться? Не нужна она мне совершенно, но почему я опять сплю с ней? Мне тогда и в голову не пришло, что она могла меня змеиной хитростью взять. А перед Наташей стыдно было, сил нет. Наплел ей про школьного товарища. Чувствую, не верит... А что делать?
– Объяснил бы все, как было.
– Ерунду ты говоришь, Альбина! Наташа мне и так один раз поверила, что у меня с бывшей женой все закончено. И вдруг опять! Я и сам в подобной ситуации не поверил бы ни в какие благие намерения.
– И решил ее сделать виноватой? – усмехнулась я. – Какие же вы все-таки, мужчины, гады!
– Что значит, ее сделать виноватой? – не понял Беспрозванных.
– Придрался, что она влезла в твои секреты из записной книжки, и сбежал. Куда интересно? Опять к Любе? Где ты все это время отсиживался?
Валера ожесточенно потер обеими руками лицо, будто хотел стереть его напрочь.
– Ты права. Я воспользовался тем, что она залезла в мою записную книжку и привирает к тому же, будто бы ты ее просила...
– Она не привирала. Я ее просила.
– Ты? Зачем?
– Нам действительно нужен был Саша.
– Да?
– Да. Хотели у него узнать, что с тобой творится.
– Но... он же... не знает ничего...
– А нам хотелось хоть что-то предпринять! Решили начать с твоего друга. – Я посмотрела в его почти черные несчастные глаза и спросила: – Все-таки скажи, где ты был? У Любы?
– Нет, не у Любы. Я видеть ее не могу! У племянника я жил, в той самой квартире, где и раньше... ну... до появления в моей жизни Наташи.
– И сколько ты собирался там отсиживаться? Всю жизнь?
– Не знаю, Альбина... Запутался я...
– Слушай, Валера! – вспомнила я. – А что за шкатулка у Любы была, которой она Наташу пугала?
– Шкатулка?
– Да! Черная такая. Она говорила, что в ней твоя жизнь заключена, представляешь!
– Ну надо же! Сохранила... – Беспрозванных вскочил с табуретки и забегал по кухне так, что у меня зарябило в глазах. Пробегая мимо подоконника, на который я поставила пустую бутылку «Мукузани», он нечаянно смахнул ее на пол. Бутылка разлетелась на куски, а из комнаты прибежала испуганная Сонечка.
Я сначала успокоила дочь, подмела осколки, потом снова усадила на табуретку Валеру. Его мышцы были так напряжены, что мне наконец стало жалко Наташиного мужа.
– Так что за шкатулка-то? – спросила я.
– Это я Любе подарил, когда мы школу закончили. Шкатулка деревянная, покрыта черным лаком. Помню, мне очень понравилась ее благородная форма, вот и купил... Я ничего не положил внутрь, а Люба сказала, что пустую дарить нельзя – плохая примета. А я возьми и скажи, что она не пустая, что в ней моя жизнь, которая... принадлежит ей...
– Значит, она не обманывала... – заключила я. Это сообщение Беспрозванных мне очень не понравилось.
– Вот со шкатулкой не обманывала, да! – вскинулся он. – Ну и что? Те мои слова давно ничего не значат! И ничего магического. Люба сама уже сто раз надругалась и над моей жизнью, и над моей любовью...
– Ты все-таки, Валера, еще раз все обдумай, – предложила ему я. – Непростые у тебя отношения с бывшей женой. На надрыве. На грани. Ты вот говоришь, что ничего магического не было, а мне кажется, что было. Обряды со свечой, жизнь в шкатулке... Сможешь ли ты все это забыть, отказаться от собственных переживаний, от ожидания Любы?
– Я же уже сказал, Альбина! Я проверил себя! Рядом с роскошным телом моей первой жены я думал только о Наташе. А ушел я от Наташи, потому что не знал, как в глаза любимой женщине смотреть, как все объяснить!
– Допустим... А как же ребенок Любы?
– «А был ли мальчик-то?» Помнишь, та женщина из Малой Вишеры сказала, что верить ей нельзя не ни грош.
– То есть... ты его не признаешь?
– Думаю, что никакого ребенка не будет. Ну а если... то придется... хотя бы деньгами помогать...
– Присосется она к тебе опять, Валера!
– Альбина, я клянусь, что после всего того, что произошло с Наташей... с моей Наташей... у Любы больше ничего не получится. Даже если она настоящую черную магию привлечет! Клянусь нашим с Наташей ребенком! Моей девочкой!
После такого его заявления я все-таки достала бутылку «Посольской», которая вообще-то принадлежала Дюбареву. И мы с Беспрозванных напились. Теперь на радостях, что все проблемы решены.
Валера в конце концов куда-то ушел: то ли к племяннику, то ли в Наташину квартиру, а я продолжала пьяно размышлять о нем и его первой жене. Это ж надо, какие средневековые страсти! Обряды со свечами до кровоточащих ран! Я видела: след от ожога на руке у Беспрозванных был величиной с окружность рюмки, из которой мы пили вино и водку, с рваными краями и довольно глубокий. Как же надо было любить в четырнадцать лет, чтобы вытерпеть такое?
А шкатулка с заключенной в ней жизнью... Разве Валера теперь признается, что, возможно, и нашептал в нее каких-нибудь роковых слов от большой любви? Все-таки в этом мире что-то такое есть, необъяснимое и мистическое. А что, если Наташин муж действительно подарил свою жизнь Любе? Он сейчас может быть полон самых благородных намерений, но придет время – и Люба опять возьмет верх... Что же делать? Может, стоит снова съездить в Малую Вишеру и проконсультироваться с Ангелиной Степановной?
И я поехала в Малую Вишеру, ничего не сказав Беспрозванных, поскольку ему могло не понравиться, что я сомневаюсь в его возможностях справиться с любовью к бывшей жене. Ехала я на электричке с Московского вокзала больше двух часов, а потом очень долго плутала по Вишере в поисках дома Ангелины.
Я, наверное, его так и не нашла бы, если бы случайно не увидела саму Ангелину. Она вышла из продуктового магазина с большим пакетом и пошла по улице, без передышки отвечая на приветствия и пожелания здоровья. Видимо, она была в своем городке очень известной личностью. Я поймала себя на том, что не спешу ее догонять. Мне вдруг стало страшно, что она может сказать что-нибудь такое, что окончательно превратит Наташину жизнь в кошмар, а с ней – и мою тоже.
Я уже пошла было даже назад в сторону вокзала, но все же заставила себя остановиться. Какой смысл было ехать в такую даль, чтобы вернуться несолоно хлебавши? А потом, правильно ведь говорят: предупрежден, значит, вооружен. Нам с Наташей надо знать, на что рассчитывать. Я дала себе команду «Кругом!» и бросилась догонять Ангелину, которая уже заворачивала в какую-то улочку.
– Ангелина Степановна! – окликнула я ее, когда она уже входила в свой двор, охраняемый страшной черноухой овчаркой.
Женщина обернулась. Я, прижавшись к забору в таком месте, где меня не могла достать собака, и голосом, полным отчаяния, закричала:
– Мы к вам приезжали, помните?
Ангелина поставила пакет с продуктами на крыльцо и подошла к забору. Внимательно посмотрела мне в лицо и сказала:
– Помню. Вы привозили ко мне беременную женщину с сильным токсикозом. Как она?
