– Да ты что, Наташа! Я представляю, какими словами ты меня обзывала бы, если бы я в такой ситуации молчала бессловесной рыбой!
– Альбинка, прости меня за все, – тихо заплакала Наташа, уткнувшись мне в плечо.
Поскольку был конец рабочего дня, из проходной валом валил народ, многие становились в очередь в хлебобулочный киоск и с большим подозрением поглядывали на нас. А мы с Наташей, никого нисколько не стесняясь, рыдали друг у друга на плече. Успокоиться мы не могли долго.
Заводской народ уже накупил себе хлеба и овощей в соседней палатке, и площадь перед Большим Инженерным Корпусом опустела. Кое-как угомонившись, но продолжая хлюпать носами, мы с Наташей пошли к остановке. На пути у нас разлилась огромная весенняя лужа. Мы подошли к ней и остановились в раздумье, с какой стороны ее лучше обойти. На противоположном берегу лужи остановилась женщина, очевидно, в таком же раздумье.
Мы с Наташей, не сговариваясь, повернули вправо. Женщина тоже повернула вправо. Разойтись по тоненькой полоске суши у заводской ограды возможности не было никакой, и мы двинулись влево. Женщина, как это иногда бывает, тоже отправилась в ту же сторону. С левой стороны кантик суши у проезжей части дороги был еще тоньше, чем у забора, и мы опять рванули вправо. Туда же понесло и женщину. Она первой остановилась. Мы с Наташей друг за другом обошли лужу и даже обе улыбнулись ей. С кем не бывает таких топтаний!
А женщина вместо ответной улыбки впилась темными глазами в Наташу, ткнула ей в грудь пальцем и сказала:
– Ой, девка, сглажена ты! Ой снимать надо! Ой тяжелый сглаз! На смерть сделан!
Наташа стала белей платочка, который комкала в кулаке.
– Что вы такое говорите! – выскочила я вперед и заслонила собой подругу. – Зачем пугаете?!
– Я не пугаю, а правду говорю! – Женщина отправилась в обход лужи с другой стороны, а нам прокричала: – Снимать надо!
Она пошла по своим делам, а Наташа застыла, не в силах сделать ни шагу. Я забегала вокруг нее.
– Наташенька, не надо принимать близко к сердцу все, что говорят сумасшедшие тетки! Ты же видела, какие у нее были ненормальные глаза! Ей место в Психиатрической клинике имени Скворцова-Степанова!
Я хотела еще вспомнить знаменитую больницу имени Кащенко, но Наташа неожиданно ответила мне таким спокойным голосом, что я сама замерла перед ней столбом:
– Она абсолютно нормальная. Ты и сама это знаешь.
– Да? Нормальная? Лужу не могла обойти с другой стороны! Нормальные не ходят в сторону завода, когда рабочая смена закончилась! Нормальные не бросаются на незнакомых людей! – Исчерпав все аргументы, я замолчала.
– Пойдем, Альбина, домой, – потянула меня за рукав Наташа. – Холодно что-то.
Как я ни пыталась разговорить по пути подругу, мне это не удалось. Я рассказывала ей байки про нашу Берту Эммануиловну, про заведующую и забавных читателей, но чувствовала, что она меня не слушает. Всю дорогу до дома она промолчала.
Когда мы зашли в квартиру, Наташа сбросила мне на руки куртку, прошла в комнату, рухнула на диван и не реагировала ни на какие мои вопросы и предложения. Я пыталась напоить ее кофе, начистила и нажарила картошки так, как Наташа любит, с чесноком, но есть она наотрез отказалась.
– Знаешь что, подруга! – рассердилась я. – Так ты и без предсказательниц с неустойчивой психикой уморишь себя в лучшем виде. Да ты посмотрись в зеркало! Не надо быть ясновидцем, чтобы догадаться, что у тебя неприятности. Я удивляюсь, почему эта тетка не предложила заодно сглаз с тебя снять. И за большие деньги, потому что за маленькие не получится. Я на ее месте непременно предложила бы.
– Но ведь она не предложила! – вскинулась Наташа и села на диване. – Она не предложила, и в этом все дело!
– Дело вовсе не в этом! Она просто видела, что я пошлю ее очень далеко с подобным предложением.
– Знаешь, Альбина, я без этой тетки чувствую, что со мной... нехорошо... Эта ведьма что-то сделала. Не зря она приходила.
– Ну а квартиру ты обыскала? – спросила я.
– Зачем?
– Может быть, она оставила что-нибудь ритуальное: какую-нибудь пронзенную спицей куклу?
– Совсем необязательно оставлять куклу. У колдунов много способов. Я читала, что можно прочитать так называемую «отсуху» и где-то оставить свой волос... или наоборот, мой куда-то отнести... не помню...
– Ну допустим, она эту «отсуху» прочитала. Тогда отсохнешь ты от Валеры, но ведь не насмерть! Может, и лучше, если отсохнешь, раз такое дело?
– Ты не понимаешь, Альбинка. Мне лучше насмерть, чем от него отсохнуть...
– Прекрати, Наташа! И вообще, давай поедим... Я, между прочим, с работы. А ты-то на работе была?
– Нет...
– Отгул взяла?
– Нет. Не пошла и все.
– Как «не пошла и все»? Да из таких фирм, как твоя, за это «не пошла и все» в два счета вылететь можно. Там профсоюзного комитета нет, никто не заступится!
– Мне все равно. Мне все – все равно.
– Ну... завтра-то хоть пойдешь?
– Не знаю...
– В общем, так! Утро вечера мудренее. Завтра разберемся, – заключила я. – Но поесть все-таки надо. Тебе силы нужны для борьбы.
– Для какой борьбы? Все бесполезно, разве ты не чувствуешь?
– Представь себе, нет! Я вообще тебя не узнаю, Наташа. Является какая-то рыжая стерва, собирается увести твоего мужа, а ты – и лапки кверху. Валера может подумать, что ты его и не любишь вовсе! – Мне казалось, что последнее мое предположение является убийственным аргументом в пользу того, чтобы встать, поесть и начать борьбу, но Наташа и его встретила безучастно.
– Мне совсем не хочется есть. Я лучше посплю, – сказала она и отвернулась к стене.
Я решила, что сон тоже дело хорошее, и поела своей жареной картошки одна. Весь вечер подруга проспала. Я несколько раз подходила к ней проверить, жива ли. Она дышала ровно и спокойно. В конце концов, я и сама уснула прямо в кресле напротив нее. Ночью я, конечно, решила устроиться поудобнее, и пришлось лечь на холодную супружескую постель четы Беспрозванных, поскольку Наташа так и спала на диване.
Утром я усилием воли выпростала себя из видений, потому что почувствовала, как за окном проснулся город. Гудели и шуршали шинами автомобили, звенели птицы и долетали обрывки чьих-то разговоров. Я бросила взгляд на электронные часы: до начала рабочего дня оставалось сорок минут. Если прямо сейчас стартовать с места нечесаной и немытой, то можно успеть.
Я подошла к подруге. Она по-прежнему спокойно спала. Я попыталась ее разбудить, поскольку ей тоже надо было на работу. Утро, которое мудренее ночи, настало, но Наташа идти на работу явно не собиралась. В бесплодных попытках заставить ее подняться с дивана прошло еще минут десять.
Мне очень не нравилось то, что происходило с подругой, но остаться с ней и тоже не выйти на работу я не могла. У нас в читальном зале как раз в этот день должна была проходить большая конференция, и весь немногочисленный коллектив библиотеки был задействован под завязку. Я нацарапала Наташе записку, что непременно приду после работы, и вылетела на улицу.
На работу я немного опоздала, за что получила соответствующую выволочку от заведующей, но это все-таки было лучше, чем вообще не прийти в библиотеку. Весь рабочий день я провела, как во сне, потому что без конца возвращалась мыслями к Наташе. Конечно, все эти сглазы и «отсухи» ерунда, но она слишком
