Скамья оказалась деревянной, и перед ней хватало места только для безногого. По ширине нам было как раз, но на других скамьях сидели, как правило, по трое, да еще с детьми и грудничками на коленях.
Мы сидели справа по ходу состава и с определенного времени могли наслаждаться видом на Южно- Китайское море. Кондиционеры отсутствовали, но несколько окон были открыты, и установленные по углам маленькие вентиляторы постоянно гоняли по вагону сигаретный дым.
– Может, лучше стоило нанять машину с водителем? – предположил я.
– Шоссе номер один в проблематичном состоянии, – ответила Сьюзан. – И к тому же вы получаете отличный опыт.
– Спасибо, что беспокоитесь о развитии моей личности.
– На здоровье.
– А что сюда привлекает юных рюкзачников? – спросил я.
– Вьетнам – дешевая страна. Секс, наркотики. Очень притягательно.
– Понятно.
– Молодежь общается друг с другом по Интернету, в результате здесь сформировался горячий район.
– Он был еще горячее, когда нас отправили сюда. Только не пойму, почему их тянет в тоталитарное государство.
– Просто они мыслят не так, как вы. Половина даже не знает, что Вьетнамом правят коммунисты. А другой половине – начхать. Это вам не все равно. Вашему поколению. Вьетнам был вашей страшилкой. А нынешние варятся в мирном котле – международное взаимопонимание через сношение.
– А ваше поколение? Почему его тянет во Вьетнам?
– Из-за денег.
– У вас не бывает ощущения, что вы что-то теряете в жизни? Что не во что верить, незачем жить, кроме себя самой?
– Антагонистический вопрос, но я над ним подумаю. Мы живем в невероятно скучные времена. Я хотела бы учиться в колледже в шестидесятые. Но этого не случилось. Так что большая часть нашей мелочности и пустоты не моя вина и не вина моего поколения.
– Так кто кого формирует: время поколение или поколение время?
– Вы мне совсем заморочили голову. Неужели нельзя потрепаться о пустяках?
И мы стали говорить о пейзаже за окном. Во влажном воздухе висело облако сигаретного дыма, на рельсах так подбрасывало, словно их взорвали вьетконговцы и до сих пор не восстановили. Неужели шоссе № 1 еще хуже?
Через шестьдесят километров поезд сделал первую остановку. Здесь, в местечке Хуанлок, располагался лагерь базы 'Черная лошадь', где находился штаб одиннадцатой бронекавалерийской дивизии. Я повернулся к Сьюзан.
– Тот господин К., с которым мы общались из вашего кабинета, в шестьдесят восьмом был расквартирован именно здесь.
– В самом деле? А почему он не приехал с вами?
– Интересный вопрос. Ему бы понравился полковник Манг. Они из одного теста.
Пассажиры вышли, пассажиры вошли. Баланс и гармония восстановились, и поезд двинулся дальше.
– Хуанлок был последней точкой сопротивления южновьетнамской армии перед тем, как пал Сайгон, – объяснил я.
Сьюзан зевнула.
– Я слишком бессодержательна и эгоцентрична, чтобы это меня колыхало.
Мне показалось, что я все-таки ее разозлил. Или все дело в разнице поколений? Внезапно я ощутил себя пожилым человеком.
Мы поздно легли и рано поднялись, и вскоре Сьюзан уснула, уронив голову мне на плечо. А через несколько минут задремал и я.
Проснулись мы часа через четыре, когда поезд приблизился к бухте Камрань. Я посмотрел на широкий залив и заметил часть бывших американских морских сооружений. На якоре стояло несколько серых военных судов. А дальше, на полуострове, который окаймлял бухту, некогда располагалась крупная американская авиабаза. Сьюзан тоже проснулась.
– Были когда-нибудь там? – спросил я ее.
– Нет, – ответила она. – И никто не был. Туда нет допуска. А вы?
– Однажды. Недолго. В семьдесят втором году, – в тот раз мы выполняли полицейскую миссию: надо было взять двух солдатиков, которые наделали всяких безобразий, и поместить их в Эл-Би-Джей – тюрьму в Лонгбинх в окрестностях Бьенхоа. В шестьдесят восьмом, когда президентом был еще Джонсон, мы говорили: Эл-Би-Джей взял тебя в первый раз, а теперь – во второй[50] . Доходит?
– А об этом есть в учебнике истории?
– Скорее всего нет.
Я снова выглянул в окно. Американские морские и авиационные сооружения в Камрани в то время
