– О'кей. Значит, мы под колпаком. Спроси, есть у него дорожная карта?
Не говоря ни слова, шофер достал из чехла на переднем сиденье карту и подал мне. Я развернул ее на капоте. И, поскольку Лок не отходил ни на шаг, сказал:
– Долина Ашау лежит к западу от Хюэ. Дорога доходит только до середины. Здесь, почти у самой лаосской границы, расположено местечко Алуой. В шестьдесят восьмом я здесь участвовал в вертолетной атаке. Дальше пунктирная линия – это часть тропы Хо Ши Мина. Спроси мистера Лока, можно здесь проехать в Кесанг?
Сьюзан спросила, хотя Лок скорее всего и без того понял мой вопрос.
– Дорога по большей части очень грязная. Но если дождя не будет, проехать можно.
– Отлично. Узнай у него, может ли он говорить по-английски, и попроси перестать притворяться.
– Мне кажется, ответ будет негативным.
– Ладно. После долины Ашау мы повернем на семьдесят километров к северу от Кесанга. Там в начале апреля шестьдесят восьмого я тоже атаковал с вертолета. После высадки мы направились на восток, обратно к побережью, по шоссе номер девять и прибыли в Куангчи, где располагался мой прежний базовый лагерь, в котором я находился в январе и феврале во время новогоднего наступления. Таким образом, мы путешествуем во времени в обратном хронологическом направлении. И поступаем так, потому что я не хочу оказаться в долине Ашау затемно.
Сьюзан кивнула.
– Это примерно двести километров. Нам останется повернуть на юг, проехать еще примерно восемьдесят – и мы опять в Ашау. – Я свернул карту и бросил на переднее сиденье.
Сьюзан закурила и посмотрела на меня.
– Ты мог себе представить, что когда-нибудь приедешь вот так?
Я отошел от машины, подальше от мистера Лока.
– Сначала, конечно, нет. В семьдесят втором, когда я второй раз покидал страну, война еще не кончилась. Потом коммунисты затянули гайки и американцев сюда не звали. Но в конце восьмидесятых положение стало меняться: пошли послабления, я старел и начал подумывать наведаться во Вьетнам. Ветераны ездили сюда, и почти никто не пожалел.
– Ну вот ты и здесь.
– Но не по своей воле.
– Как и в первые два раза.
– Если честно, во второй раз я поехал добровольно.
– Зачем?
– Многое совпало: продвижение по службе – к тому времени я стал военным полицейским, а не пехотинцем с передовой; возникли кое-какие проблемы дома, и жена написала от моего имени в Пентагон, что мне не терпится во Вьетнам.
– Шутишь? – рассмеялась Сьюзан и посерьезнела. – Так ты сбежал во Вьетнам от брака?
– Точно, – отозвался я. – Трусливо улизнул. – Помолчал и добавил: – Дело было еще в моем брате Бенни. Власти проводили негласную политику: один мужчина из семьи в зоне боевых действий. К счастью, война заканчивалась и до него очередь не дошла – он попал в Германию. Но я не хочу об этом говорить – не желаю показаться благороднее, чем есть на самом деле.
Сьюзан положила мне руку на плечо.
– Это очень мужественно и очень благородно.
Я не обратил внимания на ее слова.
– Паршивец слал мне фото, где он сидел в пивных залах с юными фрейлейн на коленях. А мать, которая никогда не отличалась сообразительностью, твердила, что его послали в Германию, потому что он целый год занимался немецким в школе. А Пол учил французский и поэтому попал во Вьетнам. Ей кто-то сказал, что здесь говорят по-французски, и она искренне считала, что Вьетнам где-то недалеко от Парижа.
Сьюзан рассмеялась.
– Ну что, готов? Покатили?
– Покатили.
Она потушила сигарету, и мы забрались на заднее сиденье машины.
– Твои родители живы? – спросила она.
– Живы.
– Я хотела бы с ними познакомиться.
– Я дам тебе их адрес.
– А Бенни?
– По-прежнему ведет сладкую жизнь. У меня есть еще один брат, Дэйви. Он все еще в Южном Бостоне.
– Я хотела бы познакомиться с ними со всеми.
Я попытался представить, как Уэберы из Ленокса сходятся за пивом с Бреннерами из Южного Бостона, но у меня не получилось вразумительной картины.
