– Не надо, Пол, – попросила меня Сьюзан.
– Да пошел он. Коммунячий сыночек.
– Пол!
Я немного успокоился. И только тут заметил, что мы въезжаем в деревню. Грязная улица, деревянные дома. И только один каменный с флагом над крышей – наверняка правительственное учреждение. Из транспорта – только мопеды, крестьянский грузовичок и два желтых полицейских джипа. Но над головой висели провода. Значит, деревню электрифицировали. Прогресс за то время, пока меня здесь не было.
Лок остановился на деревенской площади, где не было ни одного парковочного счетчика.
Мы со Сьюзан вылезли из машины, и я огляделся, пытаясь сориентироваться. Окрестные склоны остались прежними, но сама долина переменилась.
– Вот это та дыра, где мы выдержали три недели кровавых боев. Мы пойдем прогуляемся, – сказал я по-английски Локу, – а ты можешь сходить доложить своим боссам, – я ткнул пальцем в сторону здания с флагом.
Мы со Сьюзан пересекли деревенскую площадь и по узкой дорожке вышли на поле к западу от деревни. Здесь, среди крестьянских огородов, лежала посадочная полоса – миля перфорированных стальных пластин. Она заросла сорняками, но все еще годилась для дела.
– С противоположного конца, – объяснил я Сьюзан, – были развалины лагеря сил специального назначения, которые Первая воздушно-кавалерийская использовала во время высадки как командный пункт. Инженерные войска возвели вокруг полосы укрепления из мешков с песком, мы все обнесли колючей проволокой и установили кинжальные мины. Моя рота три дня провела в джунглях, оттесняя плохих ребят подальше от аэродрома. Потом получили двухдневную передышку и отсиживались в бункерах. Мой был вон там, у подножия горы.
Я взглянул в том направлении, где метрах в пятистах от нас, начинался склон.
– Однажды я и еще пять парней сидели на верху землянки и играли в покер. И комми начали бросать на нас мины с дальних склонов. А мы, придурки, даже ухом не повели – ведь мы уже были обстрелянные старики и знали: огонь ведется по командному пункту, складам боеприпасов и взлетной полосе. Мы продолжали играть в карты, и тут какой-то сукин сын из комми, наверняка корректировщик с полевым биноклем, обозлился, что мы ноль внимания на его пукалки, и снизил прицел по нашему жалкому бункеру. Мины стали падать совсем рядом – это мы поняли сразу, когда на голову посыпались камни и грязь. У меня на руках были три туза и тридцатник на кону. Но все побросали карты, похватали деньги и нырнули с крыши вниз. И как раз вовремя – мина грохнула так близко, что бункер вздрогнул. Я показал ребятам свои тузы. Бункер разваливался, а мы спорили: выиграл я или следовало признать неверную сдачу. Потом мы ржали над этим несколько недель.
– Видимо, тебе было суждено оказаться там, – проговорила Сьюзан.
– Вот я и оказался.
Я ступил на тропинку между возделанных полей, Сьюзан последовала за мной. Тропинка привела нас к границе леса, и вскоре я увидел мелкую речушку. Она бежала по камням, и я вспомнил, что выше по течению был каменный брод. Я спустился к кромке воды. Сьюзан встала рядом со мной на плоский камень.
– Как-то раз мы переходили эту реку немного выше по течению. От роты в сто шестьдесят человек нас оставалось всего около сотни. Мы потеряли много людей во время новогоднего наступления северовьетнамцев, потом в начале апреля в Кесанге. А теперь был конец месяца, и мы успели потерять несколько солдат здесь. Мясорубка требовала свежатины, а пополнение все не прибывало. Возникали перебои и с пайком, и с очищенной водой...
Я посмотрел на журчащий поток.
– Здесь чистая вода. Мы пользовались случаем, чтобы наполнить фляги, и пили прямо из реки.
Я повернул вверх по течению и нашел каменный брод. Сьюзан шла за мной. Мы ступили на первый камень. Вода доходила нам до лодыжек и была все такой же холодной. Мы перешли русло и выбрались на противоположный берег.
– Вот так же мы переходили в тот раз. И знаешь что увидели? С десяток мертвых вражеских солдат – некоторые наполовину в воде. Трупы раздулись, разложились и позеленели. У одного челюсть держалась на одних волокнах и вывалилась на плечо, но зубы были все целы... жутко. Все сразу вылили воду из фляг, а одного из нас стошнило. – Я наклонился, набрал воды в ладонь, но пить не стал.
Сьюзан притихла.
А я встал и отвернулся от реки. Тропинка убегала дальше, в густую растительность.
– Пол, – предупредила Сьюзан, – здесь такое место, где еще могут оставаться мины.
– Не думаю, – отозвался я. – По этому броду ходят, и по дорожке тоже. Но все равно надо соблюдать осторожность. – Я пошел по тропинке, Сьюзан – за мной. – Потом проверим, не нахватали ли мы пиявок.
Она не ответила.
– Вот так же и в тот раз: мы шли по этой тропе, и что-то шевельнулось в кустах. Но это оказался не комми, а олень. Я шагал в голове первого взвода, и мы начали палить по оленю как помешанные. Промахнулись и кинулись вдогонку. А остальная часть взвода двигалась по тропе, чтобы соединиться с нами наверху.
Командир роты капитан Росс остался у реки с двумя взводами и решил, что мы напоролись на неприятеля. Но наш командир взвода сообщил ему по радио, что это не противник, а олень, и получил по первое число, потому что капитан повел остатки роты нас спасать. – Я рассмеялся. – Полный дурдом.
Я шел вперед, джунгли становились все гуще. И я не мог избавиться от ощущения, что пиявки валились мне за шиворот.
– Куда мы идем? – спросила Сьюзан.
– Хочу посмотреть одно местечко, только не уверен, что сумею его найти.
