– Помнишь, – сказала мне Сьюзан, – я говорила тебе в Сайгоне, что для людей моего поколения Вьетнам – это страна, а не война.
– Помню. И очень меня разозлила.
– Теперь я понимаю почему. Надеюсь, я сумела показать тебе страну, как ты показал мне войну.
– Сумела. И я кое-чему научился.
– Я тоже. А смог ты хоть с чем-нибудь примириться?
– Я пойму это только после того, как немного побуду дома.
С севера по небу катились грозовые облака. Начал накрапывать дождь. Город и реку осветила молния, огненная стрела понеслась к земле, а вслед за этим, словно артиллерийская канонада, послышался раскатистый удар грома.
Дождь захлестывал на лоджию, но мы не уходили и вскоре вымокли и замерзли.
Я легко себе представил, что это снова зима 1968 года. Бушевала новогодняя битва, и на севере уже горел среди орошаемых рисовых полей Куангчи. А мы закапывались в грязь, готовые не пропустить в горы врага, которого преследовали американские и южновьстнамские войска. Операция называлась 'Молот и наковальня'. Мы были наковальней, а наступающие части – молотом. И зажатые между нами несчастные превращались в фарш для гамбургера.
Я мог видеть той ночью Тран Ван Вина и мог выпустить по нему пулю. Надо будет спросить, как ему удалось спастись из огненного котла в Куангчи.
– Достаточно намок? – спросила Сьюзан.
– Пока нет.
– Ты где сейчас?
– В стрелковой ячейке в окрестностях Куангчи. Тогда тоже шел дождь и так же стреляла артиллерия.
– И как долго тебе необходимо там оставаться?
– Пока не получу приказ оставить позиции.
Сьюзан встала:
– Тогда готовься к любви, а не к войне. Я тебя жду. – Она потрепала меня по мокрым волосам и пошла в комнату.
А я посидел на дожде еще несколько минут, свершил покаяние и тоже отправился в номер.
Сьюзан принимала душ, и я присоединился к ней.
Мы занялись любовью под душем, потом в постели.
За окном грохотал гром, темную комнату освещали вспышки молний. Война не уходила из моего подсознания, и я чувствовал, что у меня на лице выступают капельки холодного пота. Я весь дрожал, тянулся за винтовкой и не мог ее найти. Рассудком я понимал, что ничего этого не было, но тело реагировало так, будто я снова попал на войну. Мне привиделось, что я потерял сознание после взрыва, а теперь очнулся и меня транспортировали в бесшумном вертолете на госпитальное судно 'Санкчури' ВМФ США.
Я открыл глаза.
И сел в кровати с таким ощущением, будто у меня из сердца вышло что-то черное и тяжелое.
Глава 37
Я взглянул на цифровые часы на прикроватном столике. Было 4.32 или, как мы говорили в армии, темень-с-получасом. Дождь продолжался, но гроза прекратилась. Я повернулся к Сьюзан, но ее в кровати не было.
Я выбрался из постели, проверил ванную, однако и там было пусто. Вероятно, подумал я, Сьюзан разбудили мои метания и она пошла в гостиную номера прилечь на кушетку. Тоже никого.
Я взял телефонную трубку и набрал номер ее комнаты, а сам заглянул на лоджию. На лоджии Сьюзан не оказалось, и на звонок она не ответила.
Я вернулся в спальню – решил одеться и посмотреть в ее комнате и в саду за отелем. И когда натягивал брюки, услышал, как в гостиной хлопнула дверь. Я вышел из спальни и включил свет. На Сьюзан были джинсы, черный свитер и поверх – черная стеганая куртка. Такой я на ней еще не видел. В руках она держала рюкзак и пластиковый пакет с вещами. Она бросила то и другое на кушетку.
– Куда это ты собралась? – спросил я.
– В глубинку.
– Слоны напоены и накормлены?
– А как же.
– Пистолет остался в саду?
– Да.
– Поклянись.
– Клянусь. В пять тридцать нам необходимо выписаться из гостиницы и кое с кем повидаться.
– С кем и где?
– Ты уже принял душ?
