– ЦРУ и военная разведка погубили во время войны двадцать пять тысяч человек.
– Не может быть.
– Хочешь потанцевать?
– Конечно.
Мы поставили стаканы и направились к маленькой танцплощадке напротив оркестра. Музыканты играли очередную мелодию с названием из американской географии – на этот раз 'Все мои мысли о Джорджии' Рэя Чарлза, а я представлял, как Эдвард Блейк мысленно подсчитывает численность в этом штате своего электората. На нас смотрели, и нас снимали светские фотографы. Я уже видел снимки в 'Вашингтон пост' с подписью: 'Пол Бреннер и Сьюзан Уэбер за несколько часов до своего исчезновения'.
Я замечал, как на нас поглядывал вице-президент, но он не показался мне встревоженным. И я стал склоняться к мысли, что Блейк не в курсе своих проблем.
Оркестр ударил 'Луну над Майами', городом, где жило много сторонников Блейка. Я видел, что Билл разговаривает с Джоном Иганом и они время от времени бросают взгляды в нашу сторону – видимо, прикидывают размер транспортных гробов.
– Хорошо бы мы сейчас танцевали в Сайгоне на крыше 'Рекса' и я бы тебе рассказала все, что знаю, – проговорила Сьюзан.
– О, это был бы очень долгий танец, – ответил я.
– Ты понимаешь, о чем я.
Я промолчал.
– Ты сказал Биллу, что любишь меня?
– Я не делюсь своими чувствами с мужчинами.
– В таком случае поделись со мной.
Почему-то я вспомнил старую армейскую мудрость: 'Незамеченный отвлекающий маневр противника и есть направление главного удара'.
Опять цинизм и паранойя. И поэтому я сказал:
– Знаешь что, даже если ты снова меня обманываешь, даже если предашь, я все равно буду тебя любить.
Сьюзан крепче обняла меня в танце, и я заметил на ее щеках слезы – как я надеялся, слезы радости, а не преждевременных угрызений совести.
Глава 49
Примерно без десяти двенадцать проводили последних гостей, оркестр собрал инструменты, а бармены принялись затыкать пробками шардонне.
Мы со Сьюзан вошли в резиденцию посла и направились в сторону гостиной.
Салон охраняли ребята из спецслужб, и я узнал своего юного приятеля Скотта Ромни. Увидев меня, он весь напрягся.
– На кухне есть молоко и печенье, – бросил я ему, проходя мимо.
Мы вошли в гостиную – Билл Стенли и Джон Иган были уже там. Рядом сидел человек в форме, с полковничьими погонами и именной нашивкой 'Гудман'. Марк Гудман представлял здесь военную разведку, которой обычно были до лампы расследования убийств. Я подозревал, что его интересовала бухта Камрань.
Он оказался высоким долговязым мужчиной на несколько лет старше меня. Я уже видел его в саду. Он помнил Сьюзан по их встрече в Сайгоне. Они пожали друг другу руки, и она представила меня.
Дверь в кабинет посла оставалась закрытой.
– Посол с кем-то беседует, – сообщил нам Иган. – Вскоре закончит.
Полковник Гудман повернулся ко мне:
– Как я понимаю, вы с мисс Уэбер попали в небольшую неприятность?
Я ответил по-военному:
– Ничего, прорвемся.
Нашивки свидетельствовали, что Гудман принадлежал пехоте, а лент на нем было столько, что хватило бы на покрывало для кровати. Я заметил значок за участие в боевых действиях – такой же, как у меня, – Серебряную звезду, Бронзовую звезду и два Пурпурных сердца. Инстинкт подсказывал мне, что с ним все в порядке. Но тот же инстинкт до этого говорил мне, что Блейк – неплохой парень.
Ни Билл, ни Джон Иган не были склонны вести светские разговоры, но военный атташе обратился ко мне:
– Так вы в шестьдесят восьмом служили в Первой воздушно-кавалерийской?
– Так точно, сэр. – Я назвал его сэром, потому что был военным отставником, выполнял боевое задание армии, а он был старше меня по званию. Но через пару дней, если я снова с ним встречусь, он будет для меня просто Марком.
– Участвовали в боях?
Я рассказывал о своей армейской жизни, и он кивал. Потом мы поговорили о наших воинских карьерах.
– Скучаете по работе в управлении? – спросил он.
