– Сложил с себя полномочия 'ради пользы службы'[6].
– Мне безразлично, как вы намеревались поступить. Принял решение отправить вас в отставку, потому что считал, что так будет лучше для всех.
– Но я в самом деле собирался уйти.
– В таком случае мы лишились бы удовольствия выслушать вас, когда на том замечательном вечере вы всенародно зачитали документ с выговором.
– Вы же сами просили меня сказать несколько слов.
Карл не отреагировал и только заметил:
– Прилично выглядите.
– Еще бы. Пробежал пол-Вашингтона и у каждого памятника встречался с людьми. Вы – третий.
Он закурил и сказал:
– А ваш сарказм и дурной нрав ничуть не изменились.
– Отлично. Итак, могу я спросить, в чем дело?
– Прежде всего давайте обменяемся любезностями и новостями. Как живете?
– Потрясающе. Пристрастился к чтению. Послушайте, вы читали Даниэлу Стил?
– Кого?
– Я вам пришлю ее книгу. А чили любите?
Хеллман затянулся. Наверное, решал, с какой стороны ко мне подступиться.
– Скажите откровенно: вы полагаете, что в армии с вами поступили несправедливо?
– Не более чем с несколькими миллионами других ребят.
– Хорошо. Будем считать, что с любезностями покончено.
– Превосходно.
– Тогда два административных вопроса. Первое: выговор из вашего дела можно изъять. И второе: пенсию можно пересчитать, а это изрядная сумма за предполагаемый остаток вашей жизни.
– Предполагаемый остаток моей жизни стал больше с тех пор, как я ушел из армии, так что сойдет и меньшая сумма.
– Хотите узнать больше об этих двух вещах?
– Нет. Я чую подвох.
Мы стояли, втягивали носом воздух и просчитывали свои ходы на пять-шесть шагов вперед. Я умею это делать, а Карл еще лучше. Я сообразительнее – он не такой быстрый, все долго и тщательно продумывает.
Он мне нравится. Честно. Откровенно говоря, меня немного обижало, что он никак со мной не контачил. Вероятно, его вывела из себя моя глупость на вечеринке по поводу отставки. Что ж, не отрицаю, грешен, но зато не припоминаю, чтобы строил из себя прусского фельдмаршала по фамилии фон Хеллман.
– На Стене есть имя человека, который погиб не в бою. Его убили, – наконец произнес он.
Я ничего не ответил на это удивительное заявление.
– Вы многих здесь знаете? – спросил Карл.
Прежде чем ответить, я немного помолчал.
– Слишком. А вы?
– Тоже. Вас два раза отправляли во Вьетнам. Так?
– Так. В шестьдесят восьмом и в семьдесят втором. Но в последний раз я служил в военной полиции и сражался в основном с подвыпившими за пределами авиабазы Бьенхоа солдатами.
– Но в шестьдесят восьмом вы были на передовой и понюхали пороху. Вы получали от этого удовольствие?
Такой вопрос мог понять только боевой ветеран. Мне пришло в голову, что за все годы нашего знакомства мы с Карлом редко обсуждали военный опыт. И это вполне нормально. Я посмотрел на него и ответил:
– Сначала было что надо, через некоторое время привык, а за несколько месяцев до отправки в Америку помешался на мысли, что стараются убить именно меня, что именно меня не хотят отпустить домой. Последние два месяца я совершенно не спал.
Наши взгляды встретились. Карл кивнул:
– И со мной было то же самое. – Он подошел к Стене и вгляделся в надписи. – В то время мы были молоды, Пол. А они остались молодыми навеки. – Он коснулся одной из строчек. – Вот этого я знал.
Хеллман выглядел необычайно задумчивым, почти мрачным. Я отнес это за счет места, где мы находились, времени года, сумерек и тому подобного. Но и сам я был не веселее.
Он достал золотой портсигар и такую же зажигалку.
– Хотите?
