авиабазе Фубай в Хюэ. А бомбили цели вдоль всей демилитаризованной зоны – такие ставили перед ними задачи.
Они даже не поинтересовались, ветеран я или нет, а сразу спросили, где служил.
– В шестьдесят восьмом – в Первой воздушно-кавалерийской в Куангчи, – ответил я.
– Серьезно? – встрепенулся один из них. – А мы, ребята, для вас вышибали из косоглазых душу.
– Помню.
– Собираешься в глубинку?
– Мне кажется, мы там уже побывали.
Все хмыкнули, а один из них заметил:
– Здесь как-то нереально.
– Абсолютно, – согласился я.
Их жены не очень интересовались войной, но как только узнали, что Сьюзан живет в Сайгоне, тут же насели на нее. Пять дам болтали о магазинах и ресторанах, а пять мужиков, и я в том числе, до посинения рассказывали военные истории. Они интересовались жизнью пехотинца, каждой кровавой деталью. А я чувствовал себя обязанным поддерживать разговор, отчасти от того, что они заказали мне пиво, а отчасти по причине обуревавшей их, да и меня тоже, ностальгии. Дома я не касался этих вещей, а здесь, слегка подвыпивши, прорвало.
Они говорили о самонаводящихся ракетах 'земля – воздух', о зенитном огне и о том, как поливали напалмом все, что двигалось на земле. А для наглядности демонстрировали это на пустых пивных бутылках, и я внезапно понял, что рассуждения этих ребят о войне лишены какого-либо морального или этического содержания, а региональные конфликты они рассматривают как цепочку технических и логистических проблем, которые надо решать. Меня увлекли рассказами о бомбометании и ракетном огне, что само по себе пугало. Не это должно трогать сердце такого старого воина, как я. Это был опять 1968 год.
Подошла и миновала полночь. Оркестр играл мелодию 'Дорз'[47], и я почувствовал, как меня покидает ощущение реальности и хронологии.
Как только музыканты прерывались на несколько минут, динамик разражался кавалерийским сигналом к атаке, а затем следовал вагнеровский 'Полет валькирий'.
Потом снова вступал оркестр и звучала 'Планета Голливуд'.
Как-то в разговоре мы коснулись мест, куда собирались и которые уже видели.
– Вам над съездить посмотреть тоннели Кучи, – предложил я.
– Да? А что там такое?
– Огромные тоннели, как для поезда, в которых у вьетконговцев находились госпитали, ночлежки, склады и кухни. Туда въезжаешь на электрокарах для гольфа – потрясающая экскурсия. А потом, если пожелаете, вам накроют стол в столовой северян. Еще там есть лавки, где продают шелк, так что женщинам тоже понравится. – Сам не понимаю, зачем я это сказал.
Ребята все аккуратно записали.
Четыре летчика запоздало поняли, что моя Первая воздушно-кавалерийская дивизия и та, что показана в фильме, – одно и то же. И за это мы выпили еще по кругу. И по новому кругу начали военные рассказы. А когда боеприпасы иссякли, один из них спросил:
– А что это за дама?
– Какая дама?
– Да та, которая с тобой?
– Ах эта... Бог ее знает. Познакомился вчера вечером. Живет здесь, в Сайгоне.
– Да... она тоже так сказала. Симпатичная.
Я никогда не знал, как на это реагировать, и ответил:
– Ваши жены тоже очень привлекательны.
Летчики дружно подтвердили, что их жены замечательные и исключительно святые, поскольку терпят их, своих мужей. Я согласно кивнул, но они пожелали вернуться к Сьюзан.
– Победил красавицу? – спросил меня один.
– Ведем переговоры.
Это вызвало приступ смеха, и мы перешли на проституток. Тема нас сблизила еще больше.
– Мы все стараемся спровадить их за покупками одних, – признался другой пилот.
– Кого? Проституток? – не понял я.
– Да нет, жен. Но они не идут. Боятся ходить по городу одни. Нам всего-то и нужно – несколько часов.
– Наймите им в отеле женщину-переводчицу.
– Слышишь, Фил, он тоже так считает. Возьмем им гида и освободимся.
Я порекомендовал 'Манки-бар' – настоящие проститутки, только не платите больше пяти баксов, правда, официанткам и барменшам на несколько долларов больше. А потом отведите жен поужинать к 'Максиму'.
Они тут же составили заговор и ударили по рукам. А я подумал, уж до чего армейские испорчены, а
