— Распоряжаюсь здесь я. Что вам нужно, спрашивайте у меня.
Кент, конечно, прав. Только в данном случае документы касались его самого.
— Не хотелось беспокоить вас по мелочам, полковник.
— В этом здании мелочей нет.
— Разрешения на проезд и парковку — разве это не мелочь?
— Зачем они вам понадобились?
— Мне нужно знать, куда выезжали машины в ту ночь. Это общепринятая процедура...
— Без вас знаю. Кроме того, вы интересовались рапортами патрульных, дневником дежурства и переговорами по рации. Вы ищете какой-нибудь конкретный автомобиль?
Да, твой, подумал я.
— Нет, проверяем все машины... Где сейчас Бейкер?
— Я отстранил ее от работы и запретил вход в управление.
— Ясно... В таком случае я хочу официально просить вас отменить ваше распоряжение.
— Вам назначен другой секретарь. Я не допущу никаких нарушений правил внутренней безопасности. За вами и так достаточно много нарушений. Я намерен обсудить ваши действия с главным прокурором части.
— Это ваше право, полковник. Хотя мне кажется, что у полковника Уимса голова сейчас занята совсем другим.
Кент понял, что я имею в виду.
— Военный кодекс распространяется на всех без исключения. Вы оба должны подчиняться ему, как и все остальные.
— Совершенно верно, полковник. Я несу полную ответственность за действия специалиста Бейкер.
— За них отвечаю я, — сказала, вставая, Синтия. — Это я отдала распоряжение собрать материалы.
— Надо было спросить у меня, — буркнул Кент.
— Так точно, сэр.
Первый запал уже прошел, но Кент продолжал наступление.
— Я смолчал, когда вы засадили полковника Мура, — обратился он ко мне. — Но я составлю рапорт о вашем обращении с ним. С офицерами так не поступают.
Очевидно, что Кент заглядывал в будущее и его недовольство отнюдь не было вызвано дурным обращением с Муром.
— Офицеры так не поступают, — ответил я. — Он опозорил звание и должность.
— Тем не менее можно было ограничиться запретом на выезд с территории части. И поместить в приличное помещение на время официального расследования.
— Видите ли, полковник, я думаю, что чем выше стоишь, тем больнее падать. Мы беспощадны к новобранцам, которые нарушают устав по молодости, по глупости или в состоянии алкогольного опьянения. Наказание офицера должно служить им уроком.
— Звание дает определенные привилегии. Одна из них состоит в том, что офицер не может подвергаться предварительному заключению.
— Но когда нарушается устав, наказание должно быть прямо пропорционально званию, должности и знанию устава. Права и привилегии офицера налагают большую ответственность. Неисполнение обязанностей и нарушение устава должны повлечь неминуемое наказание, соответствующее тяжести проступка.
Я говорю о тебе, Билл, и ты это знаешь.
— Да, но при этом должна учитываться вся прежняя служба. Если человек двадцать лет добросовестно исполнял обязанности — как это делал полковник Мур, — к нему надо относиться с уважением. Меру наказания определяет только трибунал.
— Офицер, которому в силу принятой им присяги даны определенные привилегии, должен полностью признаться в содеянном и избавить членов трибунала от неприятной обязанности затевать показательный процесс. Мне по душе древний обычай, когда военачальник закалывался собственным мечом. У нынешних кишка тонка. И все же офицеру, совершившему тяжкое преступление, следует по крайней мере подумать: не лучше ли пустить себе пулю в лоб.
— Вы просто сумасшедший, — сказал Кент.
— Вероятно. Может быть, я обращусь к психиатру. Чарлз Мур с удовольствием вправит мне мозги. С радостью докладываю: я только что подписал ему бланк освобождения, и сейчас Мур, наверное, уже ездит по городку, ищет, где бы переночевать. А может быть, он в офицерских квартирах своего Учебного центра — посмотрите там, если он вам нужен. Между прочим, Мур считает, что Энн Кемпбелл убил ее собственный отец, но я твердо знаю, что генерал невиновен. Настоящий убийца сейчас должен решить: либо Мур сообщает о своем подозрении ФБР и тогда на репутацию многих порядочных, в сущности, людей ложится пятно, либо преступник вспомнит, что существует такое понятие, как честь, и признается во всем.
— По-моему, тот, кто убил, не считал это преступлением. Вы любите распространяться о чести, о старинных обычаях, о правах и обязанностях. Держу пари, убийца не станет беспокоить военные правоохранительные органы актом... актом справедливости. Это соответствует вашей же теории.
— Совершенно верно, но, к сожалению, мы живем в эпоху торжества так называемой законности. Ни
