постарайся смотреть на вещи спокойнее, не мучая себя воспоминаниями, не доводя до исступления. Тебе нужен добрый совет. Постарайся преодолеть ту боль, которую ты испытала, постарайся найти как бы духовный противовес. Не надо мстить человеку или нескольким людям, которые... которые дурно обошлись с тобой». Я бы напомнил ей, что она полноценная человеческая личность и впереди у нее целая жизнь. У нее появятся хорошие друзья, и они будут заботиться о ней, если она сама не махнет на себя рукой... Вот в этом духе.
— Да, именно это Кемпбелл надо было услышать при жизни. Может быть, кто-нибудь и говорил ей это. С ней случилось что-то очень нехорошее, и она не нашла другого выхода. Такое поведение со стороны умной, образованной, привлекательной, добившейся служебного успеха женщины — это результат тяжелой душевной травмы.
— Какой, например? — спросил я.
Мы вышли из ангара на свежий воздух. Луна зашла, и миллиарды звезд усеяли ясное небо над Джорджией. Я смотрел на раскинувшееся передо мной пространство Джордан-Филдз и вспоминал, как каждую ночь здесь зажигались огни и три раза в неделю после полуночи на аэродром приземлялся следовавший спецрейсом самолет.
— Я разгружал тут мертвых из Вьетнама, — сказал я.
Синтия ничего не ответила.
— Если ее будут хоронить в Мидленде, здесь соберется народ после отпевания. Наверное, завтра или послезавтра.
— Ты тоже будешь?
— Естественно.
Мы подошли к автомобилю. Синтия сказала:
— Ты спрашиваешь, какая травма... Я думаю, ключевая фигура во всей этой истории — ее отец. Властный человек, заставивший дочь поступить на военную службу и, в сущности, распоряжавшийся ее жизнью, слабовольная мать, частые отлучки, мотание по всему свету, полная зависимость от отца. Вот Энн и взбунтовалась. Все это подробно описано в учебниках.
Мы сели в машину.
— Наверное, ты права. Однако есть миллионы дочерей с похожей биографией...
— Понимаю. Но так обстоит дело.
— Я о другом думаю. Не объясняется ли ее ненависть какими-нибудь ненормальными отношениями с отцом?
Мы двинулись к выезду с аэродрома.
— Догадываюсь, что ты имеешь в виду. Но как ни трудно доказать факт изнасилования и убийство, еще труднее доказать кровосмешение. На твоем месте, Пол, я не стала бы касаться этой темы. У тебя могут быть неприятности.
— Могут. Первое дело, которое мне поручили в УРП, была кража в казарме. Видишь, как далеко я пошел. Еще один шаг, и — на краю пропасти.
Глава 20
Мы подъехали к гостинице и по наружной лестнице поднялись в наши номера на втором этаже.
— Ну что ж, — сказала Синтия, — спокойной ночи.
— У меня, похоже, открылось второе дыхание, — сообщил я, — полон энергии и слишком взвинчен, чтобы уснуть. Может быть, выпьем, посмотрим телик?
— Вряд ли.
— Сейчас лучше не спать. Потом будет трудно вставать. Давай примем душ, расслабимся, посидим немного, а там уж — к полковнику Фаулеру.
— М-м... не знаю...
— Пойдем.
Я отпер дверь своей комнаты, вошел, Синтия последовала за мной. Она позвонила дежурному администратору и попросила разбудить в пять тридцать.
— На всякий пожарный. Вдруг задремлем.
— Правильно сделала... Однако... У меня, оказывается, нет выпивки, и телевизора не вижу... Что же делать? Разве в шарады сыграть?
— Пол...
— Да?
— Я не в состоянии...
— Тогда, может быть, фигурок из бумаги наделаем. Не умеешь? Я тебя научу, это легко...
— Я не могу здесь оставаться. После такого дня как-то нехорошо. Да и не будет никакого удовольствия.
— Ясно. Иди правда поспи. Я разбужу, когда мне позвонят.
— Извини... Я не буду запирать дверь из ванной.
— Хорошо. Через несколько часов увидимся.
