Он пожал плечами.
Я подумал, не сказать ли ему о планах Уильяма Стенхопа задействовать Фонд охраны природы, чтобы препятствовать разделу Стенхоп Холла на мелкие участки. Но понял, что не стоит этого делать. Уильям собирался поступить некрасиво, но это было бы в рамках закона — к тому же он рассказывал мне о своих планах довольно долго, прежде чем я послал его к черту.
— Что ты собираешься делать со Стенхоп Холлом? — все же полюбопытствовал я.
— Не знаю. Посмотрим.
— Там можно будет закапывать трупы.
Он улыбнулся.
— А где сейчас твой сын Тони? — спросил я его. На прошлой неделе я встретил здесь этого юного студента из Ла Саля — своей манерой держаться он мне показался очень похожим на отца. Недаром Фрэнк так гордился им. Я назвал этого мальчишку Маленьким Доном, но, конечно, только про себя.
— Я отослал его к старшему брату до конца лета, — ответил Беллароза.
— К какому старшему брату?
Он посмотрел на меня.
— Не важно к какому. Забудь, что ты про это слышал. Понял?
— Конечно. — Боже, прежде чем задавать этому человеку самые невинные вопросы, следует трижды подумать. Впрочем, богатые и известные люди часто ведут себя подобным образом; у меня много знакомых, которые не любят распространяться о том, где находятся их дети. Но мне они всегда могут об этом рассказать, если я спрошу.
— А твой сын все еще во Флориде? — спросил он.
— Может быть, да, может быть, нет.
Он снова улыбнулся и принялся опять за газету. Теперь он начал разгадывать кроссворд.
— Американский писатель, имя Норман, шесть букв, на конце «р».
— Мейлер.
— Никогда не слышал. — Он вписал слово в кроссворд. — Да, подходит. Ты гениальный парень.
В кухню вошла Филомена. Она была на самом деле уродлива, на такое лучше с утра не смотреть. Они с Фрэнком о чем-то поговорили, и я понял, что он по-итальянски говорит неважно, так как она без конца его переспрашивала. Затем она вывалила на стол целую кучу бисквитов с итальянскими надписями. С Белларозой она разобралась — теперь пришел мой черед.
— Она хочет, чтобы ты позавтракал, — пояснил Фрэнк.
Я подчинился и принялся за еду. Бисквиты были неплохие, особенно если их еще намазать маслом, что я и делал. Белларозе тоже пришлось позавтракать. Филомена наблюдала за нами и жестами показывала мне, чтобы я не смел останавливаться. Беллароза что-то грубо сказал ей — она не осталась в долгу. За завтраком хозяйкой была она.
Наконец Филомена нашла себе другое занятие, и Фрэнк отодвинул от себя тарелку.
— Как она мне осточертела, — пробурчал он.
— Куда же ее денешь?
— Слушай, у тебя нет мужика, который бы согласился забрать ее? — спросил он.
— Нет.
— Ей двадцать четыре, скорее всего, целка, готовит — пальчики оближешь, умеет шить, поддерживать чистоту — вообще работает как вол.
— Беру ее себе.
Он рассмеялся и похлопал меня по плечу.
— Да? Хочешь итальянку? А если я все расскажу твоей жене?
— Мы с ней уже обсуждали этот вопрос.
Мы выпили еще по чашке кофе. Было около восьми утра, и я уже начинал подумывать, что это поздновато для ареста, но в этот момент, крадучись словно кошка, в кухню вошел Винни.
— Хозяин, они здесь, — прошептал он. — Энтони позвонил от ворот. Они идут сюда.
Беллароза махнул рукой, и Винни исчез. Он повернулся ко мне.
— Ты проспорил мне пятьдесят долларов.
Мне показалось, что он хочет получить свой выигрыш сразу, поэтому я протянул ему купюру, и он спрятал ее в карман.
— Вот видишь? — сказал он. — Феррагамо — подлец. Он наврал с три короба жюри присяжных, и они дали ему добро на предъявление обвинения. Меня арестуют за то, чего я не совершал. А ведь он знает, что я не убивал Хуана Карранцу. Теперь на улицах города может пролиться кровь, и пострадают невинные люди.
Лица, у которых нелады с правосудием, начинают вещать так, как будто они святые или жертвы произвола.
Я это неоднократно замечал на примере моих клиентов, которые занимались бухгалтерскими приписками.
Беллароза встал из-за стола.
— Четырнадцатого января этого года, в тот день, когда Хуан Карранца был убит в Джерси сотрудниками Отдела по борьбе с наркобизнесом, у меня было неопровержимое алиби, — заявил он.
— Ну и хорошо, — сказал я, вставая и забирая свой дипломат.
— Ты не спрашивал меня об этом алиби, так как ты не специалист по уголовным делам.
— Да, верно. Мне следовало спросить.
— Так вот, когда все это случилось, я находился здесь. Как раз в тот день я приехал сюда, чтобы получше рассмотреть это поместье. Я провел весь день в «Альгамбре», здесь, в восьмидесяти милях от того места, где был убит Хуан Карранца. Ему прострелили голову, когда он сидел в машине на стоянке на Гарден-Стейт. Но меня там не было. Я находился здесь.
— С тобой кто-нибудь был?
— Конечно. Со мной всегда ездят ребята. Ленни сидел за рулем. Был и еще один парень.
Я покачал головой.
— Это не пройдет, Фрэнк. Это не алиби. Кто-нибудь из здешних видел тебя?
Он посмотрел мне прямо в глаза. Не знаю почему, но я не понял, куда он клонит.
— Так что выкинь это алиби из головы, Фрэнк, — сказал я.
— Советник, если ты скажешь судье во время слушаний об освобождении под залог, что ты в тот день видел меня, то Феррагамо останется с носом, а я буду свободен уже через две минуты. Возможно, мне даже не придется оставлять залог. — Он ткнул в меня пальцем.
— Нет. — Я двинулся к двери.
— Но ты же мог видеть меня. Вспомни, что ты делал в тот день. Ты ездил на верховую прогулку?
— Нет.
Он подошел ко мне поближе.
— Может быть, твоя жена в тот день выезжала верхом? Возможно, она видела меня? Наверное, мне стоит с ней поговорить.
Я бросил портфель на пол и пошел на него.
— Ты, сукин сын, — зашипел я.
Мы стояли примерно в футе друг от друга, и у меня в голове вертелась история с обломком свинцовой трубы.
— Я не собираюсь лжесвидетельствовать в твою пользу, и моя жена не станет этого делать, — сказал я твердо.
В комнате повисла тишина. Мы стояли и пристально смотрели друг другу в глаза.
— О'кей, — наконец произнес Фрэнк. — Если ты считаешь, что сможешь избавить меня от тюрьмы, не делая этого, тогда и нет нужды в таком заявлении. Только помни — ты обязан не допустить, чтобы меня упекли в тюрьму.
Теперь я ткнул в него пальцем.
— Не вздумай еще раз предложить мне это, Фрэнк. И никогда не толкай меня ни на какие противозаконные действия! Или ты сейчас же извиняешься передо мной, или я ухожу.
