Я ничего на это не ответил.
— Кто-нибудь еще беседовал с вами?
— Нет.
— Вы подписали какое-нибудь соглашение с ФБР?
— Нет.
— Ваша беседа записывалась на аудио- или видеопленку?
— Нет… По крайней мере, я этого не заметила. — Потом она добавила: — Но человек по фамилии Гриффит делал какие-то записи.
— Где эти люди с вами беседовали?
— Здесь.
— Прямо у вас дома?
— Да. Когда муж был на работе.
— Ясно. — Ситуация, конечно, несколько необычная, но неслыханной ее тоже не назовешь. Так иногда поступают, когда речь идет об анонимных свидетелях. Совершенно очевидно, что демонстрировать эту свидетельницу федералам не хотелось. Я спросил: — А тот джентльмен, что был с вами?
— А что вас интересует?
— Его допрашивали?
— По-моему, с ним разговаривали у него в офисе. А почему вы спрашиваете?
— Я просто проверяю, правильно ли осуществлялись все необходимые в таких случаях процедуры.
Она помолчала, а потом спросила:
— Какая новая информация всплыла в связи с этой катастрофой и о чем вы хотите со мной поговорить?
— Я не имею права сообщать кому бы то ни было новые сведения по вышеупомянутому делу. Что же касается вас, то мне хотелось бы с вашей помощью кое-что прояснить.
— Что именно?
— Мне, например, нужно выяснить, когда у вас закончились отношения с вашим любовником. А также узнать его имя.
Похоже, мой вопрос был ей неприятен, тем не менее она ответила:
— Не представляю, какое значение это может иметь теперь, но если вы настаиваете, отвечу, что после той ночи мы с Бадом расстались.
— Но вы ведь продолжаете с ним видеться и разговаривать.
— Да, время от времени мы с ним встречаемся. На светских вечеринках или в клубах. Эти встречи неизбежны и никакой радости у меня не вызывают.
— Я вас понимаю, поскольку тоже время от времени сталкиваюсь на Манхэттене со своей бывшей женой и бывшими любовницами, — сказал я с улыбкой.
Джилл улыбнулась мне в ответ:
— Вы с ним разговаривали?
— Нет. Сначала я хотел поговорить с вами. Он проживает по прежнему адресу?
— По прежнему адресу и с прежней женой.
— И работа у него все та же?
— И работа.
— Как вы думаете, он сейчас в городе?
— Полагаю, да. Я видела его на барбекю по случаю Дня труда… — Помолчав, она посмотрела на меня и сказала: — Знаете, увидев его, я вдруг подумала…
— Вы подумали: что я в нем тогда нашла?
Она кивнула.
— Все это того не стоило.
— Когда увлечение проходит, всегда кажется, что оно того не стоило. Но в свое время оно казалось неплохой идеей.
Она опять улыбнулась.
— Похоже на то.
— По-моему, вы в нем разочаровались. Ведь, по вашему мнению, он не должен был называть ваше имя ФБР. Ему следовало, как говорится, защитить вашу честь.
Она пожала плечами.
— Если честно, не думаю, что ему хватило бы сил. Они так задавали вопросы, что иногда это больше походило на угрозы… Однако более сильный человек, возможно… — Она рассмеялась. — Думаю, он выложил все через три минуты.
— Не будьте к нему так строги. Он выполнил свой гражданский долг.
— Бад всегда сделает то, что полезно для Бада. — С минуту подумав, Джилл добавила: — Возможно, если бы федералы вначале заявились ко мне, я бы поступила точно так же. Но меня больше поразило то, что произошло потом. Он оказался настоящей…
— Тряпкой? — высказал я предположение.
Она рассмеялась.
— Да. Тряпкой и трусом. И уж конечно, не джентльменом.
— Почему?
— Я хотела пойти в ФБР, все рассказать и показать пленку. Но он отказался. Однако когда федералы его прижали, он сказал им, что это я не пожелала пойти в ФБР и сделать заявление. Это было так ужасно… Он думал только о себе…
— Наверняка ваш Бад адвокат по профессии.
Она снова залилась смехом — мягким, глубоким. У меня появилось ощущение, что мы с ней могли бы достичь взаимопонимания. Я мог вести с ней доверительную беседу или, напротив, прибегнуть к угрозам, но Джилл Уинслоу скорее всего выслушала в свое время такое количество угроз, что у нее наверняка развился к ним иммунитет.
Я дотронулся до ссадины у себя на подбородке, и Джилл Уинслоу сказала:
— Ссадина совсем свежая. Хотите, я ее чем-нибудь смажу?
— Нет, спасибо. Я продезинфицировал ее в морской воде.
— Правда? И где же вы ее получили?
— В Адене на меня прямо на улице набросились наемные убийцы. Аден — это в Йемене. Шучу, — сказал я, — но в принципе кусок пластыря мне бы не помешал. У вас есть пластырь?
— Ну конечно. — Она поднялась с места, подошла к комоду, достала из ящика кусочек лейкопластыря, противовоспалительную мазь и все это передала мне.
— Спасибо, — поблагодарил я. Намазав ссадину мазью, я наклеил сверху кусок бактерицидного пластыря. Пока я занимался этим, она стояла рядом, готовая оказать необходимую помощь. Но я справился самостоятельно.
Она села на стул и сказала:
— Главное, чтобы туда не попала инфекция.
В сущности, она была очень милой женщиной. И нравилась мне. Вполне возможно, я тоже ей понравился. Правда, в ближайшие десять минут я должен был ее разочаровать. Я положил на стол упаковку от стерильного пластыря и некоторое время сидел молча.
Наконец она спросила:
— Зачем вам знать о Баде и наших с ним взаимоотношениях?
— Имеются некоторые противоречия между вашим и его рассказами. Например, я хотел бы услышать, что вы сделали с пленкой после того, как просмотрели ее в своем номере в «Бейвью-отеле»?
— А что сказал он?
— Не важно. Меня интересует ваша версия.
— Ну хорошо… После того как мы ее просмотрели, он настоял на том, чтобы мы стерли запись. И мы,
