топтались у вашего порога.
— Они пришли к убеждению, что я, как отставной офицер военно-морского флота, находящийся в активном резерве, буду делать то, что скажут мне правительственные чиновники.
Я кивнул, потом задал ему вопрос:
— Значит, вы решили спустить все на тормозах? Смирились с этим? И в душе тоже?
— Ну, я думал, что, пока будет идти расследование, меня еще не раз вызовут — когда понадоблюсь. Все-таки тем людям предстояло допросить сотни свидетелей, а это не шутка. Потом я узнал, что спасатели стали свозить выловленные из моря обломки авиалайнера в исследовательский центр флота в Калвертоне, и на этом основании сделал вывод, что расследование продвигается вперед. Кроме того, агенты ФБР развили в здешней округе бурную деятельность: допросили всех местных жителей, спрашивали, не видел ли кто-нибудь из них поблизости подозрительных субъектов, не знают ли они о случаях несанкционированного выхода в море — ну и тому подобные вещи. Потом они стали проверять подноготную летевших рейсом номер восемьсот пассажиров… Короче говоря, я следил за расследованием из газет, поражаясь тому гигантскому размаху, которое оно приобрело, и… ждал вызова. — Он помолчал и добавил: — До сих пор жду.
— Дело закрыто, — сказал я. — Так что никто и никогда вам в связи с ним больше не позвонит.
— Но ведь ваша жена о себе напомнила, — ответил он. — А теперь я имею удовольствие беседовать еще и с вами.
— Все это неофициально.
Он задумчиво покачал головой.
— Вы не представляете, сколько раз за эти годы мне хотелось позвонить Нэшу или Гриффиту.
— Тед Нэш умер, — сказал я.
Хотя это известие наверняка удивило капитана Спрака, он ничем этого не показал.
Я добавил:
— А Лайэму Гриффиту я бы на вашем месте звонить не стал.
Он кивнул.
Я поднялся со стула и произнес:
— Хочу подышать свежим воздухом. Можете присоединиться ко мне, а можете просто уйти.
Я вышел на балкон, повернулся спиной к двери и оперся о перила ограждения. Даже доброжелательно настроенному свидетелю необходима короткая передышка. Чтобы собраться с мыслями, обдумать свое положение и ответить наконец самому себе на вопрос, во что он влезает и зачем ему все это надо. Между прочим, мне тоже необходимо было об этом подумать.
Глава 7
Ветер усилился, и заметно похолодало. Я всматривался в ночное небо над океаном в той части горизонта, где взорвался, превратившись в огненный шар, «Боинг-747», следовавший рейсом № 800 в Париж. Жаль, подумал я, что в тот момент на смотровой площадке не оказалось наблюдателя из береговой охраны, который видел бы все это собственными глазами. С другой стороны, капитан Томас Спрак находился неподалеку от этого места в море и все видел, но это, похоже, никого особенно не волнует.
Я слышал, как дверь у меня за спиной отворилась, и, не поворачивая головы, задал капитану Спраку вопрос:
— Как вы полагаете, не кроется ли причина трагедии в том, что у военных моряков во время учений в океане произошло что-то неординарное?
— Не думаю.
— А почему нет? В свое время эта теория пользовалась большой популярностью у средств массовой информации.
Капитан Спрак встал рядом со мной и сказал:
— Скрыть инцидент такого масштаба абсолютно невозможно. При подобном раскладе участие в укрывательстве случайного или неверно нацеленного ракетного пуска должны были вольно или невольно принимать сотни моряков и летчиков.
Я промолчал, а капитан Спрак добавил:
— Так называемый типичный моряк довольно болтлив, даже когда трезв. Но если он пьян, то готов выложить посетителям бара все приказы по флоту, а также рассказать о численности и боевых характеристиках кораблей — да и вообще обо всем, что ему известно. Откуда, по-вашему, пришла пословица: «Болтливый рот топит флот»?
— Со времен парусного флота, наверное…
— Совершенно верно. Но она справедлива и по отношению к современному военно-морскому флоту, а также к армии, авиации, береговой охране — короче, вооруженным силам в целом. Иными словами, заговор на флоте с целью сокрытия последствий неудачного ракетного пуска во время учений представляется мне делом совершенно невероятным.
— Положим. В таком случае, если вы и впрямь видели боевую ракету, кто, по-вашему, ее запустил?
— Представления не имею.
— А вы пофантазируйте.
— Не имею такой привычки.
— Пусть так. Но что бы вы сказали, если бы я стал утверждать, что эту ракету запустили арабские террористы?
— Если я даже не видел, откуда стартовала ракета, как, скажите, я могу установить национальную или религиозную принадлежность тех, кто ее запустил?
— Это вы верно подметили. А какова была бы ваша реакция, если бы я просто сказал, что пуск ракеты осуществили люди, желавшие причинить вред Соединенным Штатам?
— На это я бы вам ответил, что «Боинг-747» израильской авиакомпании «Эль-Аль» должен был следовать сразу за рейсом номер восемьсот компании «Транс уорлд эйрлайнз», но задержался с вылетом, и что именно он и мог быть вероятным объектом ракетной атаки.
— Правда? Что-то я этого не припомню.
— Об этом писали все газеты, — сказал Спрак. — Еще одна версия.
— Понятно. Как много, однако, версий. Надо будет поднять старые газеты и перечитать все, что написано о катастрофе.
Капитан Спрак никак не прокомментировал мое заявление и спросил:
— Быть может, вы хотите узнать о взрыве?
— Хочу. Но, честно говоря, сам взрыв занимает меня не так сильно, как огненный столб. Согласитесь, светящийся объект, двигающийся в сторону пассажирского лайнера, который потом вдруг взрывается, представляет куда больший интерес. Позвольте в этой связи задать вам еще один вопрос. Со дня катастрофы прошло уже пять лет. За это время вы много всего видели, слышали и читали по этому делу. Неужели ничто не заставило вас изменить свою точку зрения или хотя бы в ней усомниться? Я это к тому, что человеку свойственно ошибаться; впрочем, вы и сами не исключаете возможность ошибки. А ведь то, что вы видели, можно объяснить и по-другому, не так, как это делаете вы. Или вас заставляет столь упорно придерживаться первоначальных показаний мысль о том, что, откажись вы от них теперь, вы будете выглядеть, скажем так, несколько глуповато? Улавливаете, к чему я клоню?
— Улавливаю, мистер Кори. Поэтому скажу сразу: с моей стороны это отнюдь не проявление упрямства, ложно понимаемого самолюбия или эгоцентризма. Просто я совершенно уверен в том, что видел. Через шестнадцать часов после взрыва мисс Мэйфилд сидела у меня в гостиной и разговаривала со мной о нем. Стоит лишь добавить, что я не слышал показаний других свидетелей, которые могли бы хоть как-то повлиять на мое восприятие происшедшего.
— Но вы не могли не читать сообщений о людях, видевших огненный столб.
— Да, такие сообщения в прессе были, но сразу же после катастрофы я позвонил на базу береговой
