его очень давно… но мы никогда не были близки, о чем я тысячу раз уже тебе говорила.
— Какая разница? Он умер. Меня сейчас больше интересует, почему он вдруг рассказал тебе о покрывале и найденной на нем крышке от объектива видеокамеры.
— Я и сама не знаю… В тот вечер мы сидели в местном баре… это было через неделю после катастрофы, и все тогда здорово набрались — даже я… И он рассказал мне о том рапорте и прибавил, что «эта парочка, должно быть, трахалась на пляже и снимала все это на видеокамеру, а раз так, то, вполне возможно, записала на видеопленку и взрыв». Я задала ему пару вопросов, но он неожиданно замолчал и за весь вечер не проронил больше ни слова. На следующий день он вызвал меня к себе и сказал, что его парни нашли этих двоих и что эти люди оказались гораздо старше и состояли в законном браке. Что же касается крышки от объектива, то она была не от видеокамеры, а от обыкновенного фотоаппарата, и эта пара ничего не видела и соответственно никакого взрыва не фотографировала. — Сказав это, Кейт взболтала свой коктейль, лед в котором почти растаял.
— Продолжай…
— Ладно… Из его слов я поняла, что он жалеет о своей вчерашней откровенности, и сказала ему: «Обидно, что все так вышло», — или что-то в этом роде, и оставила эту тему. Но потом я поехала в участок в Уэстгемптоне, где мне сказали, что федералы к ним уже наведывались и письменный рапорт о находке забрали. Еще мне сказали, что федералы обещали вернуть копию и они, то есть копы, ждут их с минуты на минуту. Должно быть, бедняги и по сию пору их ждут, поскольку федералы никаких копий, как ты сам понимаешь, возвращать им не собирались. — Кейт улыбнулась. — Но не это главное. Главное, что мне удалось узнать имя копа, который был в тот вечер на пляже и составил рапорт, и даже поговорить с ним. Признаться, разговаривал он со мной неохотно, считал, должно быть, что нарушает свои служебные обязанности, но мне в конце концов удалось его разговорить, и он сообщил об одеяле, которое, по его словам, скорее всего принадлежало местному мотелю или гостинице. Я к тому времени выслушала уже столько рассказов свидетелей, что, честно говоря, не слишком внимательно следила за его повествованием — не видела в этом особого смысла. В конце концов, этим делом занимались Тед и его люди. Но потом, неделю спустя, я на несколько дней вернулась в офис и исключительно из любопытства обзвонила местные гостиницы и мотели. И, как уже тебе говорила, побеседовала с менеджером «Бейвью-отеля» Лесли Розенталем, который сообщил мне, что агенты ФБР приезжали к ним, привезли найденное на пляже покрывало и опросили обслуживающий персонал и постояльцев. Розенталь особо отметил, что шеф федералов ничего не сказал им о сути дела и лишь потребовал помалкивать об их визите. — Кейт посмотрела на меня и добавила: — Вот, пожалуй, и все.
— И кто же был этот шеф? — спросил я.
— Лайэм Гриффит. Уверена, ты уже узнал об этом от своей знакомой со Стейтен-Айленда.
— Да. Но почему ты мне об этом ничего не говорила?
— Потому что с самого начала предупредила тебя, что никаких имен называть не буду. Вот почему я не сказала тебе о Теде.
— Тед умер. Ну и что ты сделала с информацией, полученной от мистера Розенталя?
— Да ничего. Честно говоря, не представляю, как бы я могла ею в тот момент воспользоваться. Разве что поразмышлять над ней? Вот я и размышляла, пока меня не вызвали в УПО — о чем я тебе уже говорила. — Кейт допила свой коктейль и добавила: — Я уверена, Тед знал о том, что я попыталась сунуть свой нос куда не надо и получила за это выговор, но он не сказал мне: «Жаль, что я тебя во все это втянул», — или что-нибудь в этом роде. Он просто стал меня сторониться.
— Бедное дитя.
— Хватит ерничать, Джон. Мне нечего скрывать и нечего стыдиться. Поэтому давай оставим эту тему.
— Ты мне солгала.
— Да, солгала. Чтобы избежать неприятной сцены. Какая, в самом деле, разница, от кого я получила эту информацию? Девяносто девять процентов из того, что я тебе сказала, — чистая правда, а то, чего не сказала, никак не может тебе навредить. Так что радуйся, что Тед Нэш, когда выпивал, становился таким же болваном, как все мужики — и ты в том числе. И давай поставим на этом точку, ладно?
Я никак не стал комментировать заявления своей жены. Но злость меня по-прежнему не отпускала. Меня бросало то в жар, то в холод.
Кейт просунула руку мне под локоть, изобразила улыбку и сказала:
— Хватит дуться. Давай-ка лучше я закажу тебе что-нибудь выпить.
Если бы к тому времени я уже пропустил пару стаканчиков виски, то, вполне возможно, не разволновался бы так сильно. Но я не успел покончить даже с первой порцией, и тот факт, что моя жена мне солгала, не давал мне покоя. Кроме того, меня терзали сомнения относительно обстоятельств, в которых Тед поведал Кейт о найденном на пляже покрывале. Уж не лежали ли они, чего доброго, сами в этот момент на каком-нибудь покрывале или одеяле?
Кейт сказала:
— Успокойся, Джон, и закажи нам обоим виски. Давай выпьем.
Вместо этого я повернулся и вышел из бара.
Глава 22
Я проснулся на диване в своей квартире с раскалывавшейся от похмелья головой. И вспомнил, что от «Дельмонико» взял такси до «Дреснера» — одного из своих любимых заведений, где бармен по имени Айдан напоил меня чуть ли не до бесчувствия. Помню, в конце вечера я упорно пытался отодвинуть от своего лица что-то твердое, и это что-то было полом.
Присев, я обнаружил, что нахожусь в одном белье, и задался вопросом, уж не в таком ли виде я добирался до дома. Потом осмотрелся, увидел на полу свою одежду и с облегчением перевел дух.
Подняться с дивана оказалось не так-то просто. Сквозь балконную дверь в комнату проникали яркие солнечные лучи, которые, пронзая хрусталики глаз, кололи меня прямо в мозг.
Не без труда приняв вертикальное положение, я побрел на кухню, откуда доносился запах кофе. Около кофейника лежала записка: «Джон. Я уехала на работу. Кейт». Электронные часы на столе показывали 9:17, а в следующую секунду — уже 9:18. Удивительно, правда?
Налив себе кружку горячего черного кофе, я сделал глоток, стараясь не вспоминать об инциденте в баре «Дельмонико» — по крайней мере до тех пор, пока мои мыслительные способности не восстановятся хотя бы отчасти.
Но потом воспоминания нахлынули разом, и я стал склоняться к мысли, что моя реакция на вчерашние события была, мягко говоря, неадекватной. Мной овладело чувство раскаяния, и я подумал, что просто необходимо как-то урегулировать отношения с Кейт, хотя ни о каком «извини, дорогая» речи, конечно же, быть не могло.
Допив кофе, я отправился в ванную, проглотил две таблетки аспирина, побрился и принял душ. Когда я почувствовал себя несколько лучше, меня посетила прекрасная мысль — сказаться больным, и я тут же сообщил начальству о своем недомогании по телефону.
Потом я надел кремовые слаксы, спортивную рубашку, синий блейзер и мягкие туфли, не забыв пристегнуть к щиколотке миниатюрную кобуру с малокалиберным револьвером.
Позвонив в гараж, я попросил подогнать мою машину к подъезду и спустился вниз, прихватив с собой в дорогу пакет чипсов.
Наш привратник Альфред приветствовал меня широкой улыбкой, которая лучше всяких слов поведала мне, что вчера я был в совершенно невменяемом состоянии. Забравшись в свой джип, я вырулил на Вторую авеню и вскоре въехал в тоннель, а оттуда — на Лонг-Айленд-экспрессвей, ведущее к востоку от города.
Небо затянуло облаками, влажность была высокой, а термометр на приборной панели в этот утренний час уже показывал 78 градусов по Фаренгейту. Я переключил счетчик термометра на метрическую систему, и температура сразу упала до 26 градусов, что для июля считается довольно прохладно.
