Патопсихология: Хрестоматия

Конкретные выборы с символическим объяснением (6 %). При образовании указанных видов выборов больные оперировали уже не пустыми символами или абстрактными фигурами, а конкретными образами. Однако эти образы не отражали содержательную сторону заданного понятия, а также несли на себе символическую нагрузку. Приведем примеры.

Разлука — песочные часы. «Песочные часы — символ времени и разлуки, так как песок — это живое, имеет свойство передвижения, а символ разлуки, так как этот песок подчинен не природе, а замкнут в сосуде, он мертвый, но живущий, так как живет посредством человека».

Дружба — бетонный блок. «Что важнее всего в дружбе? Ее крепость, монолитность. Нарисую бетонный блок. Бетонный блок — это символ прочности».

Счастье — цветок и мотылек. «Цветок и порхающий мотылек — это символ спокойствия и равновесия в жизни».

Больной А., 1946 г. рождения. Чтобы запомнить слово «разлука», рисует стену, мусорное ведро и человека. Объясняет: «Стена, мусорное ведро и сидит человек на этом ведре, обхватив голову, и думает, что снова один. Человека как ненужную личность, бесполезность его существования можно ассоциировать с мусором, помойкой, тоже которая не нужна. Стена — символ одиночества, это символ того, что человек замкнулся в себе. Стены обычно такие рисуют, очень высокими».

Мы видим из примеров, что больные при опосредовании брали один из аспектов понятия. Этот аспект настолько расширялся и гипертрофировался, что полностью определял выбор образа. Разберем один из примеров. При опосредовании слова «дружба» больной рисует бетонный блок. Из рассуждений больного вытекает, что дружба — это «прочность», «монолитность». Да, дружба действительно ассоциируется с перечисленными понятиями. Но больной односторонне подходит к понятию, рассматривает «дружбу» только именно в одном аспекте. Избранный аспект, в свою очередь, настолько неадекватно раздут и гипертрофирован, что очень легко увязывается больным с «бетонным блоком». Таким образом, получается, что бетонный блок — символ дружбы.

Конкретные выборы с масштабным объяснением (2 %). По своей структуре и по происхождению они близки к описанным выше видам выборов. В основе указанного вида выбора также лежит привлечение конкретного образа. Но пользуются им неадекватно, придавая ему неоправданно широкий смысл. Приведем примеры.

Сомнение — люди, дома (все перечеркнуто). «Вообще жизнь, люди, дома — и сомнение, есть ли во всем этом смысл».

Ум — два каких-то тела. «Способность человека соединять различные, далеко стоящие вещи, какие-то идеи, образы».

Обман — мозг и речевой аппарат. «Мозг и речевой аппарат — говорит одно, а думает другое».

Богатство — рыба. «Рыбные запасы — богатство государства».

Остановимся на примере запоминания слова «сомнение». Нарисованы конкретные предметы (люди, дома), а рассуждение ведется о жизни вообще, следовательно, и о сомнении вообще. Рассуждения приобретают настолько масштабные размеры, что теряют смысл, превращаются в символическое обозначение. Этот большой масштаб в применении к мелким конкретным фактам или предметам характеризуется понятием «резонерство» (как это указано Т.И. Тепеницыной).

Конкретные выборы, основанные на чувственном впечатлении (7 %). Этот тип выборов близок по значению разобранным выше видам образов. Приведем примеры.

Обман — расходящиеся линии. «Взрыв чувств, сопровождаемых обман… реакция на обман».

Печаль — паутина. «Паутина всегда связана с темными углами в доме, а темные углы навевают грусть».

Справедливость — руки. «Чистые руки, нравственно чистые руки, такой человек справедлив, он не делает зла».

Из примеров видно, что больные при выборе образа для запоминания руководствовались чувственными впечатлениями. Так, к слову «обман» больная рисует расходящиеся линии, так как обман сопровождается «взрывом чувств». Такое переживание возможно. Но в данном случае опять взята одна сторона понятия, которая слишком гипертрофируется.

Все приведенные варианты выборов мы объединяем в группу символических.

Анализ результатов. Склонность больных шизофренией к символизации уже давно была отмечена многими психиатрами (С.С. Корсаков, В.А. Гиляровский, Г.Е. Сухарева, А.А. Перельман, А.Н. Зал-манзон) и психологами (Г.В. Биренбаум, Б.В. Зейгарник, С.Я. Рубинштейн). Некоторыми из них была предпринята попытка дать теоретическое обоснование указанному факту. Так, В.А. Гиляровский объясняет склонность больных к символике «паралогичностью» мышления. Г.Е. Сухарева в своих работах отмечает, что «во многих случаях уход от реального в мир схем и абстракций несомненно играет роль гиперкомпенсации». Больной начинает строить свои собственные системы, прорабатывать все по особой схеме, «все в жизни детерминируется для него какими-то математическими критериями», — пишет Г.Е. Сухарева. Больные отходят от реальности, с которыми у них нет адекватных и эмоциональных связей, в свой особый мир, часто мир причудливых схем и вычурных, абстрактных конструкций. Г.В. Биренбаум, изучавшая нарушения понятий у душевнобольных, также указывала на склонность больных шизофренией к «схематической» и «пустой» символике. Она отмечает, что «это не богатая абстрактность, являющаяся высшей формой отображения действительности, а вычурный формальный прием, благодаря преломлению действительности через аутизм больного». С.С. Корсаков указывал на сочетание рифмованных слов, или сочетания слов по созвучию начальных слогов (аллитерация), или переход от одной идеи к другой только по сходству какого-нибудь признака.

Детальный анализ приведенных примеров позволил нам ближе подойти к теоретическому объяснению возникновения символических выборов. В основе возникновения каждого такого выбора лежит, видимо, разная степень аффективной насыщенности мыслительного акта. Там, где проведены были выборы, сделанные на основе чувственного впечатления, а также выборы с масштабным и символическим объяснением, отчетливо выступает роль аффективной насыщенности мыслительного акта больных. Действительно, когда больной выбирает к слову «печаль» — «сломанную ветку», эта связь без сомнения отражает некоторый аффективный накал больного. Он сам раскрывает нам свои переживания, сравнивая этот образ с гибелью ребенка. Такого рода выборы могут возникнуть только при особой эмоциональности восприятия, при наличии обостренных переживаний. Такая трактовка возникновения символических образов полностью согласуется с мнением Б.В. Зейгарник. Б.В. Зейгарник прямо ставит символику мышления больных шизофренией в тесной связи с «разноплановостью» и эмоциональной насыщенностью. В своей монографии автор пишет: «Именно из-за „разноплановости“ мышления и эмоциональной насыщенности обыденные предметы начинают выступать в виде символов».

Правомерно сомнение в том, что все эти виды выборов являются родственными по происхождению. По всей вероятности, выхолощенные, пустые по созвучию выборы могут свидетельствовать не столько об аффективном накале, сколько об угасании, опустошении аффективной жизни. Действительно, когда больные для запоминания самых разнообразных понятий рисуют только одни знаки, точки или используют какой-то слог заданного понятия, эти образы говорят о начале эмоционального опустошения (имеется в виду не дефектное состояние больных, а первые проявления выхолощенности). Здесь имеется в виду не количественная степень аффективного накала, а определенная динамика аффективного мировосприятия, от накала до пустоты. Эмоции, испытываемые больными, не регулируют его мыслительный акт, а, наоборот, дезорганизуют его. Выборы образов для запоминания становятся неадекватными.

Таким образом, объяснение всем описанным видам выборов следует искать в динамике аффективного насыщения интеллектуального акта, что и отличает их от следующей группы образов для запоминания.

2. АНАЛИЗ ВЫБОРОВ ПО ДИНАМИКЕ МЫСЛИТЕЛЬНОГО АКТА

Неадекватность выборов проявляется часто не столько в выбранном образе для запоминания,