сзади, все на месте! Даже как-то завидно… Ты бы хоть дал адресок, указал, где такие «родственницы» водятся.
Урки вышли из ворот, оглядываясь, ища женщину в клетчатом платке… И почти сразу же увидели ее. Она стояла метрах в пятнадцати от лагерной зоны – курила и нетерпеливо постукивала каблучком.
– Она что же, действительно твоя родственница? – завистливо спросил Портвейн.
– Да откуда? – ответил гигант. И вдруг, покривившись, всхлипнул по-детски. – Я же детдомовец. Круглый сирота.
Но тотчас же он улыбнулся, заметив, что незнакомка решительно направляется к ним.
– Но если это все же моя сестричка, – сказал он, – я от нее не откажусь. Не-ет, не откажусь… Ты только глянь, как она идет! Ах, как идет, падлюка! Не идет – плывет.
– Не идет – танцует, – поправил Портвейн. Женщина приближалась, слегка покачивая бедрами, – легкой, танцующей походкой. И друзья наблюдали за ней с восхищением.
Подойдя к ним вплотную, она произнесла торопливой скороговорочкой:
– Здрасьте, мальчики. Меня зовут Надя. Я – от Наума Самарского… Давайте-ка быстренько смоемся отсюда, а то на нас глазеют со всех сторон.
– А куда пойдем-то? – игриво спросил Малыш. – А, сестричка? Куда?
– В Покровск, – ответила она. – Там для вас уже квартирка приготовлена. Уютненькая. Со всеми удобствами.
И не оглядываясь, Надя пошагала в сторону села, крыши которого виднелись неподалеку…
Она знала, что два этих диких парня будут теперь идти за нею покорно, куда бы она их не повела; будут идти, как два кобеля за весеннею сукой.
Она не оглядывалась – но как бы видела выражение их лиц. И знала, о чем они думают. И чувствовала спиною их жадные, нетерпеливые, шарящие взгляды… И это не было ей неприятно.
Покровск – село старое, большое. Расцвет его был связан с золотой лихорадкой, которая началась в середине прошлого века. Затем, спустя сто лет, вспыхнула новая лихорадка – алмазная. И село еще больше расширилось, изменилось. По окраинам его выросли стройки и лагеря. И кое-где, над бревенчатыми избами, поднялись бетонные коробки современных стандартных зданий… Вот в одной из таких коробок как раз и помещалась та уютная однокомнатная квартирка, которая была приготовлена для Малыша и Портвейна.
Когда они вошли в квартиру, Надя аккуратно, на все запоры, затворила наружную дверь. Сказала: «Раздевайтесь, будьте как дома». И упорхнула на кухню.
Друзья повесили на крючок грязные, рваные, лагерные бушлаты. Потом, осторожно ступая, прошли в комнату. И расположились за круглым столом. Стол был покрыт чистой клетчатой скатертью – и вообще, все вокруг блистало здесь непривычной, смущающей чистотой.
Малыш посидел, поерзал на скрипучем стуле. И погодя, позвал:
– Эй, сестричка, ты где?
– Иду, иду, – певуче отозвалась Надя, – все уже готово. И вскоре она появилась, держа в одной руке тарелку с солеными огурцами, а в другой – большую глубокую сковороду, где пузырилась и шипела яичница с колбасой.
– Ага! – потирая ладони, сказал Малыш. – Это дело. Это ты правильно…
И друг его добавил, наморщив губы в улыбке:
– Теперь одного только не хватает…
– Есть! – сказала Надя, – все это для вас есть! Откройка вон тот шкапчик.
Минуту спустя, на скатерти уже стояли, поблескивая, бутылки с водкой и пивом. Начался пир. Разлив водку по стаканам, Надя произнесла торжественно:
– Ну, со свободой вас! С праздничком! И с большими делами!
Она подняла свой стакан, отхлебнула чуть-чуть и отставила. Но Малыш сейчас же сказал, придерживая ее за руку:
– Э, нет, это не пойдет. Пей все. Сразу!
– Но я так не привыкла, – возразила Надя, – не умею…
– Ничего. С нами научишься. Учти, водку в стакане оставлять нельзя – плохая примета.
Она осушила стакан. Раскраснелась, повеселела. Потянулась к закуске… И немного погодя, Малыш налил ей снова. И опять заставил выпить все до дна. И только потом, после третьей порции, спросил, придвигаясь:
– О каких это «больших делах» ты говорила? Чего от нас хочет Наум?
– Он велел передать вам инструкцию, – проговорила она слабым шатким пьяным голосом. – Если вы согласны – то остаетесь. Если нет – можете выпить и уходить… Но сначала прочтите-ка вот это!
И достав из-за выреза корсажа небольшой конверт, Надя протянула его Малышу.
Вскрыв конверт, Малыш внимательно прочел инструкцию. Передал ее Портвейну. Затем они оба закурили, задумались…
– Бумагу сжечь, – напомнила Надя.
– Да знаем, знаем, – ворчливо произнес Портвейн, – помолчи пока.
Поворотясь к товарищу, Портвейн пристально посмотрел на него – вопросительно поднял брови. Малыш нахмурился и медленно кивнул. Тогда Портвейн сказал, обращаясь к Наде:
– Что ж, лады. Остаемся… Одно только мне не нравится. – Он щелкнул по бумаге ногтем. – Наум пишет, что дает нам два дня отдыха, но требует, чтобы мы сидели здесь взаперти, не выходили, нигде не показывались. Это еще почему? Мы же ведь не в бегах…
– Так а чего вам выходить? – сказала Надя, – у вас все здесь есть – и харчи, и выпивка… И имеется, между прочим, новая одежда и оружие – для тайги… Словом, все, все! Это не квартира, а настоящий рай.
Надя говорила вроде бы толково, правильно. Но было заметно, что она с каждой минутой хмелеет все больше и больше.
– А квартирка-то чья же? – поинтересовался, оглядываясь, Малыш. – На притон, вроде бы, не похожа… Слишком уж чистенькая… Уж не твоя ли?
– Да нет, тут живет какой-то приятель Наума, – сказала Надя.
– А ты где же?…
– В Якутске. И мне уже пора возвращаться. Я сделала все, что надо… Прощайте, мальчики.
Она поднялась с трудом. Шагнула к дверям. И покачнулась… И встала, ухватясь за спинку стула.
– Говоришь, сделала все, что надо? – спросил, вытягивая губы, Малыш. – Не-ет, погоди-ка.
– И обняв Надю за талию, он привлек ее к себе и посадил на колени.
– Осталось еще кое-что…
– Что же? – прошептала Надя. – Ой, пусти!
Она дернулась, попыталась вырваться – и затихла… Ей было понятно, чего от нее хотят. И она чувствовала, что сопротивляться уже не в силах. И это чувство наполняло ее бессильным гневом и, одновременно, какой-то странной, сладостной жутью ожидания…
– Ты, главное, не бойся, – бубнил Малыш, расстегивая ей платье. – Ничего страшного не случится. Нас же ведь только двое! И ты таких ребят еще не пробовала, за это я ручаюсь. Может, после нас ты никого другого и не захочешь… Да и куда ты сейчас пойдешь? Ты же пьяненькая. Давайка я тебя отнесу на диван.
Урки продержали Надю весь день… Что ж, она действительно таких ребят еще не пробовала. Несмотря на свой, весьма богатый опыт, она никогда еще не попадала в руки людей, долгие годы проведших без женщин. Малыш и Портвейн были неутомимы и трудились изо всех своих сил. А сил у них – особенно у Малыша – хватало на десятерых…
И когда она в конце концов освободилась, то над селом голубели, сгущаясь, сумерки, и землю испещряли плотные тени.
Выйдя из подъезда, она достала папироску. Закурила – затянулась глубоко и жадно. И медленно побрела к автобусной станции.
Станция находилась метрах в ста от дома, на другой стороне улицы. И пройдя немного, Надя сошла с
