Вардан подошел к католикосу, обсудил с ним порядок отсылки ответного послания и затем обратился к нахарарам:
– Государи! Послание будет зачитано перед марзпаном и затем уже вручено сановнику, доставившему нам указ. Согласны вы?
– Да будет так! – отозвались нахарары.
– Итак, государи, чиста ныне совесть наша перед господом и родиной. Чиста она и перед нами самими… Приветствую мужественное решение, принятое вами. Пойдем же, дело не терпит промедлений. Отпусти нас, святейший отец! – сказал Вардан в заключение.
Католикос прочел краткую молитву и распустил собрание. Нахарары двинулись к выходу, и народ расступился, теснясь, чтоб дать им пройти. Радостные лица, решительные взгляды свидетельствовали о том, что в этот день поистине была одержана победа…
Действительно, в этот день народ сумел разорвать окутывавший его туман и овладел драгоценнейшим из сокровищ – он познал самого себя.
Артак сжал руку шедшего рядом с ним Атома, который ответил ему таким же пожатием.
– Будем сражаться, князь? – спросил Артак, склонившись к его уху.
– Сражаться, чтоб жить! – с ясной улыбкой отозвался Атом.
Они прошли сквозь расступившуюся толпу и вместе с представителями духовенства направились ко дворцу. Народ медленно выходил из храма. Лица казались оживленными, преобразившимися.
– Расшевелились наши наверху!
– Пошел ответ тирану!
– О власти разговор идет, Акобос, о власти! Разве откажутся они от власти?! Да где же хотя вон эти даровой хлеб найдут? – Говоривший указал на монахов, наводнивших столицу подобно стаям черных воронов.
Кто-то протяжно сказал:
– Ох, и сколько же земли надобно, чтоб их прокормить!..
– Да разве насытишь их? Пропади они пропадом!
– Замолчи, язычник! Грех!
– Да ну тебя, скажет тоже!.. «Грех»!.. Эй, заводи, что ли, Горнак-Симавон!
Все окружили Горнак-Симавона. Тот достал из-за пазухи трубу, подмигнул остальным гусанам, приказывая вторить ему, и оглушительно громко заиграл мелодию воинственной пляски. Пустились в пляс сотни людей Запылали факелы. Народ нес охапки жердей и раскладывал их кучками: начиная плясать, танцоры выхватывали жерди и зажигали их от факелов. Толпа распевала оставшуюся еще от времен Аршакидов языческую воинскую песню, которую народ прежней, независимой Армении сложил в дни своей вольной мощи:
Наверх, наверх по Масису,
По Масису наверх,
Вольные храбрецы наверх,
По Масису наверх!
Дым отчизны, вейся вверх,
По Масису вверх,
Зовом вольным воззовите наверх,
По Масису наверх!
Воспевая хвалу свободе, стремительно кружилась цепь пляшущих.
Из дворца пришли полюбоваться Атом, Артак Мокац, Гевонд, Егишэ и Езник. В этой языческой пляске им чудился вольный народный дух, пробуждение которого было так необходимо в час испытания. Встрепенулся даже Гевонд, вспомнивший юношеские годы, когда и он принимал участие в подобных увеселениях. Сейчас ему и его братьям по сану это уже не подобало, но пляска какой-то необъяснимой силой воодушевляла даже их.
– А ну, в середину! – обернулся Артак Мокац к молодым воинам.
Махнул рукой юношам и Атом. Воины и юноши быстро сплели вторую цепь вокруг первой цепи хоровода, и пляска разгорелась. С лязгом сшибались поднятые вверх мечи. Появились огромные, в человеческий рост, барабаны, и их воинственный рокот оглушающе отдавался в ближних улицах города. Составив широкий круг, угрожающе сверкая глазами, неслись в пляске Вараж и его «язычники», усердно притопывая ногами и поводя могучими плечами.
Все – и ремесленники, и торговцы, и прибывшие в город крестьяне, монахи и князья, – все вступили в пляску, забыв, что находятся под стенами храма, Откуда-то шэигнали быков, зарезали и зажарили; под песни и ликование начали опоражнивать бурдюки с вином.
А исполинский хоровод продолжал кружиться и греметь под крики толпы:
– Бей… Рази!.. Голову царю снеси!
И до утра тяжко ухала земля и гремела воинственная песня свободы.
Когда Васаку сообщили, какой ответ написан персидскому царю, когда он узнал об обете нахараров и мятежном поведении народа, ему показалось, что он видит странный и дикий сон. Васак встряхнулся, потер лоб, подошел к окну, выглянул из него – понял, что не спит, что все это происходит наяву, и осознал весь ужас случившегося. Его будто обухом ударило. Он почувствовал, чго колесо судьбы как бы соскочило с оси и стремительно катится в бездну. Очень уж круто повернула государственная колесница на неожиданном повороте…
И как он допустил это? Ведь он надеялся хитростью обезвредить, сковать противостоящие ему силы. Он полагал, что среди князей так укоренились верноподданнические чувства, что они так уже обезличены и усмирены, так дрожат за свое княжеское звание, что им и в голову не придет ответить царю царей столь смело. Не был ли персидский азарапет устами царя царей? Ведь послать такой ответ Михрнерсэ означало восстать против самого царя царей!..
– Нет, и как я допустил до этого?! – повторил уже вслух Васак. – Что же делать теперь?.. Повернуть вспять покатившееся колесо? Заставить считать несовершившимся совершившееся?.. Невозможно! Но что же последует за этим? О, несомненно, – величайшее, грозное бедствие и злополучие… Прежде всего буду смещен я сам с поста марзпана. У нахараров отберут их княжеское звание и владения, а семьи угонят в Персию. Персидские войска растопчут всю страну. И то, чего не удалось добиться словом убеждения, будет достигнуто огнем и мечом, разрушением и кровопролитием… Нет! Нужно положить конец этому безумию!..
Васак почувствовал, что у него меняется взгляд на совершившееся. Теперь он ясно наметил свое будущее отношение к мятежным нахарарам и особенно к Вардану Мамиконяну.
Глухой и стародавний антагонизм, имевший и ясные и скрытые причины, сейчас сорвал с себя покрывало и обратился во вражду и ненависть.
Да, у Васака Сюни нет после этого никакой возможности примириться с Варданом Мамиконяном! Они враги!
Он ждал, чтоб ему принесли текст послания, о котором его люди могли дать пока лишь отрывочные сведения.
Вошел дворецкий и доложил, что прибыл гонец от собрания нахараров.
Васак оглядел гонца и знаком приказал говорить.
– Государь марзпан! Спарапет и владетель Арцруни просят тебя пожаловать на собрание: будет зачитан ответ.
– Все ли в сборе?
– Все, государь марзпан.
– Выйди и жди во дворе!
Гонец удалился. Васак решил уступить, принять приглашение, хотя это и было для него унизительно. Но он предпочел, скорей, пойти сам, чем собрать мятежников у себя во дворце. Дворецкий принес Васаку одеяние и знаки достоинства марзпана. Васак стал переодеваться, приказав личной охране выстроиться у ворот, на улице. Одевшись, он взял жезл, быстро вышел из дворца и вскочил на подведенного ему нарядно убранного скакуна. По знаку марзпана, его окружила свита, состоявшая из богато одетых и вооруженных горцев мужественного вида – юношей и старых воинов, составлявших его личную охрану в течение долгих