об этом, Варазваган боится потерять свой вес в глазах азарапета Персии и стремится погубить Васака. Впрочем, это их личные дела, меня пусть они оставят в покое.
Михрнерсэ нахмурился. Вараздухт почувствовала, что ей удалось заставить его думать о Васаке, но, чтоб замести следи, она стала рассказывать о Варазвагане, о совершенных им насилиях, о его темном прошлом, о его хищениях и корыстолюбии.
– Хорошо, довольно, можешь удалиться, дочь моя! – сказал Михрнерсэ холодно, но с видом человека в чем-то убедившегося.
«Дочь моя!» – это обращение Вараздухт запомнила…
Склонившись перед Михрнерсэ, она уже собралась уходить, когда вошел Вахтанг.
– Что делают нахарары? Вероятно, ты имеешь тайные сведения? – уставился на него Михрнерсэ.
– Они решили принять мученический венец. А казнь… Ты ведь знаешь армян: для них смерти не существует, если они решили идти на подвиг!
– Что говорит Спарапет Вардан?
– Как раз Спарапет Вардан и призывает их к подвижничеству. По моему разумению, государь, следовало бы их судьбу смягчить.
– Завтра же выпускаю на них слонов!.. – негромко, в глубоком раздумье, сказал Михрнерсэ.
– Но ведь Васак и некоторые другие отступились уже, государь!
– Так пусть они заявят об этом… – Михрнерсэ не закончил начатой фразы.
Арамаида и Вахтанг встали. Они оба почувствовали, что ветер подул в другую сторону.
Жизнь заключенных в тюрьме становилась все более и более невыносимой. Сырость, насекомые, тяжелый воздух, унизительное положение и мысли о родине, которой грозит опасность, терзали и подтачивали их силы.
Васак несколько раз обращался к Вардану и остальным князьям, предлагая обсудить положение, поискать какой-либо выход. Но Вардан неизменно заявлял каждый раз, что иного выхода, кроме вероотступничества, нет, – а на этот путь он не станет.
В тот вечер, когда Вараздухт посетила Михрниерсэ, заключенные пережили большую тревогу: главный тюремщик непрерывно сновал взад и вперед, он то останавливался и впивался в них взглядом, то удалялся, не сказав ни слова; так же поступал и его помощник. И вот, воспользовавшись минутой, когда старший тюремщик вышел, помощник задержался, отстал и вновь вернулся к заключенным. Он, очевидно, хотел что-то сообщить им, но опасался быть замеченным.
– Подойди-ка сюда, приятель! – подозвал его Вардан. Тот подошел.
– Что случилось? – спросил Вардан. – Почему вы непрерывно снуете взад и вперед?
– Ничего нет, князь! – отвечал тюремщик, не отводя от него взгляда.
– Уж не казнить ли нас собираются? – не то в шутку, не то серьезно настаивал Вардан.
– Да, князь, завтра собираются выпустить на вас слонов… Повелитель разгневан тем, что вы медлите с отречением.
– Хорошо, можешь идти! – сказал Вардан, покачав головой. – Значит, они все еще надеются…
Помощник вышел было, но сейчас же вернулся.
– Имей снисхождение, князь! – сказал он. – Я хочу сказать тебе еще кое-что. Вы – одновременно и князья и заключенные. Сегодня вы еще живы, а завтра вас растопчут слоны. Что такое отречение?.. Кто полезет к вам в душу узнавать – искренне ваше отречение или притворно? Изъявите покорность и уезжайте к себе на родину молиться вашему богу! Не в первый раз это будет, да и не в последний…
Вардан свирепо сверкнул на тюремщика глазами. Тот попятился и выбежал вон. Все молчали. По всей видимости, были среди присутствовавших и такие, которые разделяли взгляды тюремщика… Васак заметил, какая воцарилась многозначительная тишина, и оценил ее как признак перелома.
Было за полночь, когда помощник тюремщика явился снова. Он осторожно приблизился к Ваану Аматуни и сообщил ему, что пришел князь Арсен с одним персидским вельможей; он поручил сообщить нахарарам, что казнь назначена на завтра. Пусть нахарары спешат с решением…
В темноте тюремщик приблизил губы к уху Аматуни и шепнул ему:
– Во имя любви к Христу, спасите души ваши! Аматуни удивился:
– Кто же ты сам?
– Я христианин… верую и исповедую веру истинную…
– Иди сообщи им, что мы думаем над этим! Тюремщик вышел.
Приближался рассвет. Приближался грозный день. Нужно было спешить… Аматуни сказал:
– Князья, роковой час наступает! Не было бы беды, если бы погибли только мы. Но ведь погибнет и страна… Решим, что делать!
Во тьме совещались также Васак и его сторонники. Жестокая ясность положения давала им возможность действовать более открыто. Гадишо, Гют Вахевуни, Артак Рштуни и Манэч Апахуни говорили друг другу:
– Ночь проходит. Какое же мы вынесем решение? К этой группе подошел и бдэшх Ашуша вместе с князем Ваганом.
– Князья! -заговорил он решительным тоном. – Надо решать!
– Каково же твое решение, государь бдэшх? – спросил Васак.
– Притворное отречение! Ведь все равно, рано или поздно, придется пойти на это. Опасно упускать удобный час…
– Гм… Ты думаешь, это убедит его? – задумался Васак.
– Убедит. Должно убедить!
Ашуша направился к Вардану. За ним потянулись и сторонники Васака.
Отблеск священного огня, горевшего на атрушане в тюремном дворе, проникал к заключенным через узкую щель в стене, выхватывая из тьмы лица собравшихся вокруг Вардана нахараров. Вардан печально улыбнулся Ашуше.
– Ты хочешь предложить мне согласиться на отречение? – негромко спросил он.
– Ты уловил мою мысль, Спарапет, – кивнул Ашуша. – Да, на отречение, но… притворное!
– И ты надеешься на успех?
– Не буду скрывать- сильно надеюсь! Вардан помедлил с ответом.
– Решиться на притворное отречение, а персов уверять, что мы отрекаемся искренне, – значит почитать их за детей несмышленых! Отречься притворно и позволить убедить наш народ, что мы отреклись искренне, – значит предать наш народ.
– Грозен час, государь Мамиконян. Сообщи свое решение! – молвил Васак.
– А ты сам что-нибудь решил? – спросил Вардан.
– Я жду решения остальных.
Общее молчание длилось долго. Никто не решался ни заговорить, ни даже пошевелиться.
Наконец, Нершапух повернулся к Ваану Аматуни:
– Что же нам делать, азарапет? Смерти я не боюсь, но родина…
– Никто здесь смерти не боится! – громко ответил азарапет. – Страшно только за родину…
– Что ты хочешь сказать? – встрепенувшись, резко спросил Вардан.
– То, что мое слово будет едино с твоим! – спокойно ответил азарапет.
– Отречение – вопрос не совести, князья! – заговорил Вардан – Совесть свободна, она свои дела уладит. Наше отречение – вопрос государственный. Притворство, ложь- говорите вы? Но притворство притворством и останется! То, что будет обманом здесь, будет обманом и там! Никто и нигде не должен знать истину. Да, только так Другого выхода нет!
– Другого выхода нет! – откликнулся Нершапух Арцруни. – Мы пленники. Нас долго держать в заточении не будут, не дадут нам выиграть время. Завтра – конец. А что будет с родиной?
– Но, по крайней мере, на родине сейчас царит единение! – нахмурился Вардан. – Единение менаду ее верными защитниками и теми, кого они считают своими вождями! А весть о нашем отречении вызовет разлад, раскол и смятение, и растерявшаяся страна погибнет в неравной войне. Как же нам показаться на родине с этим притворным отречением и скрывать его притворность? Кому можем мы объяснить, кого мы уверим, что мы не предатели? Все смешается, все будет нам во вред и врагу на пользу! А всдь мы клялись народу ничего не уступать…
