завербованных с помощью ФБР. «Координировали» эту связь агенты ЦРУ. Так начиналась операция «Хаос».
Ее результаты: было составлено тринадцать тысяч досье, где хранились сведения на триста тысяч человек. Завели досье (еще одно!) и на Джона Леннона. Позже, в апреле 1976-го, в интервью американскому журналу «Крим» музыкант скажет: «Я точно знаю, что мой телефон прослушивался и за мной следили, я заметил слежку в 1973 году. Я говорил об этом, но мне не верили: „Ох уже эти ленноновские штучки!“ Ну попробуй все это докажи… Впрочем, им было что выслеживать — я в то время часто встречался с Джерри Рубином и его ребятами». Рубин являлся одним из лидеров антивоенного движения.
В одном ошибся Леннон — вплотную следили за ним к тому моменту уже три года, а осведомителем среди прочих был Элвис Пресли — «король рок-н-ролла», отупевший от наркотических «коктейлей» и смертельно боявшийся конкуренции. По словам Пресли, который 31 декабря 1970 года явился в ФБР с предложением услуг, Джон «отравил сознание молодежи, очернил Соединенные Штаты публичными заявлениями и отвратительной деятельностью». ФБР рекомендовало Элвиса, правда лишь в качестве информатора, для участия в операции «Хаос».
Джон Ленноп оказался «под колпаком» ЦРУ, когда шпионское ведомство уже начинало сворачивать деятельность в рамках этой операции. К 1972 году антивоенное движение после окончания вьетнамской авантюры постепенно снизило активность, и в Лэнгли сочли, что теперь со «смутьянами» ФБР справится без особого труда. И все же наиболее опасных, вроде Леннона, ЦРУ решило не выпускать из поля зрения. Досье на артиста было помечено специальным индексом и внесено в электронную память центрального компьютера. Туда же вносился каждый новый «грех» Джона. Например, тексты песеп из его двойного альбома «Недолгое время в Нью-Йорке».
После выхода этого диска желтая пресса, да и солидные газеты и журналы, будто повинуясь чьей-то указке, обрушились на его создателей — Леннона и Йоко Оно. Одни писали, что пластинка — своего рода музыкальный дневник, где «обалдевшие провинциалы», едва попав в большой город, поспешили зафиксировать увиденное и услышанное, прочитанное в «мерзких коммунистических газетенках». Издания, более искушенные в политических интригах, неожиданно приветствовали два предшествующих альбома Джона.
«Эти записи в самом деле производили впечатление, — не скупились на хвалу журналисты, получив „добро“ от „музыковедов“ из ФБР, — потому что Джон пел о личном, пережитом — например, о матери, которую очень любил и потерял. А диск „Недолгое время…“ похож на агитационный листок — что ни песня, то лозунг, что ни строка — то призыв, напоминающий заголовок в какой-нибудь либеральной газете. Вряд ли такая пластинка достойна большого таланта Джона Леннона. Мы всегда считали его интеллектуалом, которому небезразлична судьба творческих людей. Они же теперь могут с подозрением отнестись к человеку, променявшему высшую свободу духа на какие-то низменные категории…»
Сработано было грубо, и все же кое на кого подобные «непредвзятые» суждения оказали впечатление. Но решающее слово было не за богемной элитой, обитавшей в Гринич-Виллидж, где жили с сентября 1971 года супруги Леннон. С диска прозвучали композиции, взволновавшие простых людей, он стал для них музыкальной энциклопедией политической мысли, выраженной просто и ясно, доступно по форме и по содержанию. Этот альбом показался новоявленным «охотникам за ведьмами» наиболее крамольным из всех ранее выпущенных Джоном. И популярность его среди молодежи росла с каждым днем…
Из штаб-квартиры Федерального бюро расследований поступило распоряжение — во что бы то ни стало дискредитировать Леннопа. План был прост. «Уличить певца в наркомании, схватить с еще дымящейся сигаретой, набитой марихуаной, и упрятать за решетку», — буквально говорилось в секретном документе ФБР, направленном агентам. Если же «акция» провалится, нужно «арестовать его за любое нарушение общественного порядка и выслать из страны».
Провокацию устроили, но не в Соединенных Штатах, а в «старой добропорядочной Англии». Сегодня можно с уверенностью сказать, что она была организована — с «подачи» ловких парней из ЦРУ — сотрудниками британских спецслужб. В 1971-м, когда Леннон обосновался уже в Нью-Йорке, он с Йоко ненадолго возвратился в Англию, чтобы окончательно решить свои финансовые дела с фирмой «Эппл». Под утро в дом к Джону нагрянули человек двадцать с собаками, перерыли все вверх дном. Особенно усердствовал сержант, руководивший «операцией». Он-то и «нашел» марихуану, только не показал, где именно. Как выяснилось позже, наркотик сержант принес с собой, а два года спустя его самого арестовали за распространение отравы. Но Леннона все же привлекли к суду, хотя доказать ничего не смогли.
Вернувшись в США, Леннон оказался в положении человека, лишенного права выезда из страны и одновременно лишенного возможности получить вид на постоянное жительство. Если бы он пересек границу, его не пустили бы обратно, но раз в год Джону заявляли, что в ближайшие 30 дней он просто обязан покинуть Штаты, Так продолжалось около шести лет. Официальный предлог — «привлекался к суду за хранение наркотиков». В действительности ФБР и ЦРУ вознамерились довести музыканта до отчаяния — тогда с ним легче было бы расправиться. Леннон не поддался на провокации, добился своего. Хотя… «Я стараюсь относиться к ситуации с юмором и держаться спокойно, но внутренне я все-таки очень напряжен, и, если бы не Йоко, не ее честность и верность, я сорвался бы», — говорил он в марте 1975 года в интервью английскому еженедельнику «Нью мьюзикл экспресс».
Недолгое время в Нью-Йорке… Время небывалой социальной активности и борьбы за выживание. И все же основное, что определяло этот период, — яркие песни, приводившие в ярость бдительных стражей «американской демократии». Такие, например, как «Анджела» — ода, посвященная мужественному борцу за справедливость Анджеле Дэвис; «Аттика Стейт» — о потоплении в крови восстания политических заключенных тюрьмы «Аттика» в штате Нью-Йорк; «Сестры, о, сестры» и «Рожденный в тюрьме» — о бесправии простых людей Америки; «Кровавое воскресенье» и «Счастье ирландца» — о трагедии католического меньшинства Северной Ирландии…
Как выяснили агенты ФБР, еще до появления «крамольного» диска «Недолгое время…» Джон собирался поехать в Майами, штат Флорида, где правящая республиканская партия хотела устроить свой национальный съезд — накануне президентских выборов 1972 года. Лично Ричард Никсон высказал тогда озабоченность: а вдруг неугомонный музыкант возглавит массовую антивоенную демонстрацию? В Белом доме знали, насколько популярен Джон среди многочисленных сторонников мира. Знали, что к словам этого человека прислушиваются миллионы юношей и девушек, что его выступления, которые всегда превращались в манифестации за мир, привлекают сотни тысяч людей. Секретная депеша была отправлена из ведомства на Пенсильвания-авеню: спровоцировать «инцидент» и при возможности «устранить» Леннона — якобы «при оказании сопротивления». Тогда он случайно избежал трагической участи — оказался занят и не смог приехать в Майами. Позже агентство ЮПИ сообщит: «Не было абсолютно никаких свидетельств, что Леннон намеревался сорвать республиканский съезд».
В свое время Строи Тэрмонд, один из наиболее ярых сенаторов-антикоммунистов, писал о Ленноне: «Этот человек желает остаться у нас, а мы этого не желаем». А когда «инцидент» с убийством не удалось подстроить, капитолийский «ястреб» начал сокрушаться: мол, жаль, что не были приняты «особые меры» по отношению к Джону — ведь «охоту» за музыкантом Тэрмонд назвал «стратегической мерой», которая позволит избавиться от «головной боли».
Когда в продажу поступил диск «Недолгое время…», политическая охранка запаниковала: недоглядели. Коллеги из ЦРУ были в ярости — упустить такой шанс! А потому решили использовать «стратегическую меру» на свой лад. Оставалось подыскать исполнителя. Им стал Марк Дэвид Чэпмен.
ИМКА: БИБЛИЕЙ И ПУЛЕЙ
Идоломания — самая, пожалуй, характерная и гибельная черта сегодняшней жизни миллионов юных американцев. Поклоняются кумирам поп-сцены, кино- и телеэкрана. Им подражают в одежде, походке, манере говорить, улыбаться. Любое слово, оброненное звездой, становится заповедью, непреложной истиной, которая заменяет «фэнам» (так именуют воинствующих поклонников) все: дом, семью, школу, дружбу, любовь… Ради обожаемого кумира «фэн» готов пойти на многое, а его идолопоклонничество принимает иногда самые неожиданные, подчас трагические формы.
