стране замки и укрепленные бурги, опорные пункты систематической немецкой колонизации, в конечном счете сломили его сопротивление[438]. Замки и бурги имели одинаковую форму — квадратную, и центром им служили двор или площадь. По образцу Stock с квадратным донжоном было построено шесть десятков замков, которые насчитывались в Пруссии в 1300 г., не считая бургов и укрепленных городов. Тевтонцы внедрили камень и строительный раствор в эти регионы, где прежде царило дерево. Они привезли сюда каменщиков из Северной Германии. Только в XIV в. они усвоили датскую традицию кирпичного строительства, столь характерную для балтийских регионов[439].

В Ливонии орден располагал собственными замками, но обеспечивал также охрану епископских. В XIV в. там насчитывалось не менее 140 замков, в том числе 24 большие крепости[440]. Их повышенное количество объяснялось необходимостью защищать границы — на востоке с русскими княжествами Новгородским и Псковским, а на юге с Литвой. С обеих сторон Жемайтии, территории Литвы, вклинившейся между Пруссией и Ливонией, тевтонцы построили два заслона из замков — один в XIII в. вдоль обоих берегов реки Duna (Двина), от Дюнабурга [Даугавпилса] до Дюнамюнде [Даугавгривы] (в устье), другой в XIV в. на Немане со стороны Пруссии, при магистре Винрихе фон Книпроде[441].

Расположение и роль этих замков определялись характерными особенностями войны на этой двойной границе. Их функция состояла не в том, чтобы выдерживать осаду многочисленного и сильно вооруженного противника, а в том, чтобы сдерживать набеги мелких, очень подвижных групп, прежде всего настроенных на грабеж и разрушение. Ливонские бурги находились в тылу, и их защищало местное ополчение. После того как противника обнаруживали и население ближайших деревень по возможности отправляли в укрытие, по тревоге поднимали уполномоченных ордена, и те вызывали тевтонскую армию. Группы литовцев, уже с добычей или без нее, перехватывались и уничтожались, прежде чем они могли проникнуть в глубь Ливонии. Замки не нуждались в особо сложной системе укреплений, но они должны были стоять близко друг к другу, чтобы контролировать водный путь, на котором летом использовали эффективные малые суда — Bolskop[442]. Финансировались эти замки отчасти за счет налогов, собираемых с жителей[443]. Тевтонцы приспособились к тактике литовцев и отвечали на их набеги своими, быстро продвигаясь по тропам или по берегам замерзших рек. Крупномасштабные операции против литовских городов и крепостей происходили летом, когда оно было благоприятным. Завоевания сразу же закрепляли, строя новые крепости. Взятие Каунаса в 1362 г. позволило Книпроде продлить линию обороны вдоль Немана.

Все эти операции проводили войска, состоящие из тевтонских рыцарей, их знатных вассалов и вспомогательных отрядов из ополчения бургов, equites prutheni [прусских всадников (лат.)], занимавших место — в другом регистре, — которое в Святой земле занимали туркополы[444]. Для более важных операций орден мог рассчитывать также на мелкое немецкое дворянство и в XIV в. — на западноевропейскую знать, которая, как мы увидим, с большим удовольствием принимала участие в «крестовых походах в Пруссию». Иногда поддержку ордену оказывала высшая знать империи: в 1266 г. в Пруссии побывали маркграф Бранденбургский, ландграф Тюрингский и герцог Брауншвейгский.

Войны на побережье Балтики часто были жестокими. Язычников тогда считали дикарями и скотами, в то время как мусульмане и евреи, оставаясь «нечестивыми противниками имени Христова», сохраняли право на некоторое уважение. В глазах завоевателей Пруссии и Ливонии (впрочем, это было общей позицией как христиан, так и мусульман) для язычника не могло быть иного выбора, кроме обращения или смерти. Уточним для читателя, на которого произвели впечатление образы и музыка из фильма Эйзенштейна и Прокофьева «Александр Невский», — фильма, конечно, хорошего, но пропагандистского, — что тевтонцы не имели монополии на насилие: немецкого или польского колониста, попавшего в руки литовцев, тоже не ждало ничего хорошего. Но, в конце концов, агрессорами были тевтонцы и христиане. Войны в Пруссии и Литве — это долгий и нудный перечень побоищ, расправ над пленными, отправок в рабство, пыток и костров, массовых переселений. Хроника Виганда Марбургского без эмоций сообщает об одном из таких набегов, типичном для войны того времени. Это 1372 г.

[Командор Инстербурга (в Восточной Пруссии)] едет в лес с сотней копейщиков, чтобы грабить и изнурять язычников. На реке Шешупе они спешиваются, едят и пьют, поднимаются по Неману и переходят его, внезапно входят в четыре деревни, не предупрежденные об их появлении. Они предают мечу всех, кого обнаруживают, когда те только что уснули, — мужчин, женщин, детей[445] .

Командор и не подумал предложить крещение! И это XIV в., когда орден уже осудили за применение насилия францисканец Роджер Бэкон, архиепископ и горожане Риги, папы Климент V и Иоанн XXII!

Итак, набеги, осады, разрушения. Сражения были редкостью, и в них одно государство — тевтонское — сталкивалось с другими: с русским Новгородским княжеством (битва на льду озера Пейпус [Ледовое побоище] в 1242 г.; с Польским королевством (битва при Танненберге [Грюнвальде] в 1410 г.); с великим княжеством Литовским. Тут уже стоял вопрос не о покорении язычников, а о политическом, военном и религиозном leadership [лидерстве (англ.)] в Центрально- Восточной Европе.

Вклад военных орденов в военное искусство

Военно-монашеские ордены впервые воплотили в жизнь идею непрерывной военной деятельности. Фактически представляя собой постоянные армии, они приняли участие во всех войнах, во всех полевых сражениях крестовых походов.

Важнейшим событием Пятого крестового похода была долгая осада Дамьетты франками, которые должны были также охранять и защищать свой лагерь. Источники единодушно превозносят качества, проявленные братьями военно-монашеских орденов: боеготовность, дисциплину, сплоченность. Тамплиеры, согласно всем тогдашним хроникам, были «первыми в атаке и последними в отступлении»[446]. Конечно, иногда отмечаются случаи неповиновения и нетерпения, но в целом они были редкостью: чаще всего братья безропотно сносили град стрел, обрушивающийся на них, и стоически ждали команды к атаке.

Армии военных орденов если и не внедряли новшества постоянно, то, во всяком случае, приспосабливались к условиям боя, новым для западноевропейцев.

Прежде всего надо особо отметить тесную связь между кавалеристами и пехотинцами, особенно в боях на Востоке, где все-таки наибольшее значение придавали атаке тяжелой конницы; на Востоке не отмечено презрения кавалериста к пехотинцу, по крайней мере столь ярко выраженного, как на Западе; многие рассказы о крестовых походах, наоборот, делают акцент на солидарности кавалеристов и пехотинцев. В частности, во время боев на марше первые активно защищали вторых. Всадники часто спешивались и сражались пешими.

Ордены сумели приспособиться к формам боя, навязанным их противниками. Развитие легкой кавалерии туркополов в рамках орденов Святой земли было новшеством по сравнению с армиями Запада и ответом на боевую тактику турок, которые вместе с курдами составляли главную силу мусульманских войск: их главным приемом были беспокоящие действия и притворное бегство. Конечно, тамплиеры и госпитальеры не всегда умели или могли избегать ловушек, но они пытались найти ответ на проблемы, которые создавала эта тактика, дававшая преимущество легкой кавалерии из конных лучников. Тевтонцы напрочь забыли эти уроки Святой земли, когда столкнулись с поляками и литовцами при Танненберге в 1410 г. и попали в ловушку, расставленную им литовцами[447].

В сфере военной архитектуры вклад орденов был значителен в том, что касается масштаба и качества постройки, но их замки не отличались от замков крестоносцев в целом, по крайней мере на первой стадии. Тот, кому предстояло получить известность под именем Лоуренса Аравийского, противопоставлял

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату