фокусников, шаманов и так далее, на сотню страниц. Может быть, нашему сознанию нужна отдушина, некий оффшор в душе, куда мы убегаем от циничной логичности мира…
Может быть, мы не верим в собственные силы и находим себе чудесную сказку, которой смазываем мятущуюся душу… И вера в подобный радикальный инструмент решения проблем, как ведьма — это просто крайнее проявление внутреннего комплекса, свойственное совсем слабым натурам, иллюстрирующее, однако, общую тенденцию.
Я остановился на крыльце, подавил в себе нахэтовсемненужно и дернул за ручку дверь, которая неприятно удивила своей массивностью. Это ввело меня в легкий ступор, и несколько секунд я с удивлением смотрел в торец дверной панели, доски которой буквально светились на солнце. Покачал ее из стороны в сторону, ощущая неимоверную для такой геометрии инерцию.
Не может быть.
— Нехрен было физику в школе учить.
Голос был очень приятным. Таких голосов совсем не много, скажу я вам… Если у Анжелочки он журчал колокольчиковую мелодию, то голос, говоривший сейчас, пел клавишами хорошего рояля.
— И биологию…, — задумчиво ответил я, все еще качая дверь из стороны в сторону, переживая гагаринские эмоции.
— Ах ты, засранец! — Расхохоталась она. — Молодец, все почему-то в ступор впадают…
Я смотрел на лицо очень красивой женщины. Точеные скулы, широко расставленные глаза, неимоверно знающий взгляд, обрамленный изящно изогнутыми бровями. Ее красота смущала, хотелось зажмуриться или отвести взгляд, чтобы не рассматривать, но сделать это было трудно, даже не знаю почему.
Я глядел на ее лицо, с удовольствием отмечая, что совсем не волнуюсь. Женщина была хороша, ее стать стекала к полу полами длинного полубалахона — полуплатья, которое, несмотря на всю бесформенность, кричало о стройности обладательницы. Ее округлости и грация легких движений были неординарны и изящны. Но самым поразительным было другое. Я смотрел на женщину лет тридцати, от силы тридцати пяти, но почему-то твердо знал, что ей больше. Гораздо, гораздо больше. Причем, об этом в ее внешности не упоминалось.
Если бы не сильный взгляд, я бы повременил и с оценкой в тридцать, внешне она выгляднлп молодой. Но от ощущения возраста это не избавляло.
— Только не говорите, что вы бабушка! — Рассмеялся я, весело оглядывая антураж внутри. Чудеса сочетаемости были возведены здесь в превосходную степень. Возле окна на деревянном, грубой отделки, столе светился ноутбук, заваленный большими толстыми книгами с желто-серыми страницами. Какая-то рухлядь, явно принадлежавшая коллекционеру. Там были вещи, охватывающие временной период, которым может похвастаться не каждое государство.
Я успел выхватить взглядом бытовую крестьянскую деревянную утварь, подзорную трубу в золоченой оправе, печатную машинку времен завоеваний бисмарка, микроскоп имени менделеева, стопку компактдисков, цветной принтер, вазочки в древнекитайском стиле и почему-то череп, приспособленный под лампадку.
В помещении было довольно темно, но свет был мягким, вроде лунного, и разглядеть все можно было в мельчайших деталях. Интерьер дополняли вязанки растительности, засушенных плодов, грибов, колосьев, камышовых и кукурузных початков и прочих, не поддающихся классификации вещей. Весь этот гамуз висел на деревянных балках под потолком и таких же колоннах, которые эти балки поддерживали.
Если снаружи дом выглядел довольно современно, то изнутри это был самый настоящий ведьминский деревенский домик. Не хватало только чана над огнем, в котором должно было вариться колдовское зелье. Впрочем, его с успехом заменяла микроволновка, примостившаяся на огромном сундуке в углу. Она командирски возвышалась над ополчением мензурок, колб, змеевиков — ну, прямо заправская химическая лаборатория.
Было тихо, звуки с улицы не доносились, ни единого движения воздуха — такое ощущение возникает у спелеолога в пещере. Ни времени, ни пространства, только точка, в которой находишься и теряешься навсегда.
Воздух был пряным и очень густым, но дышалось легко, полной грудью. Ни намека на духоту, кислород врывался в меня с ликованием.
Я расслабился окончательно и принялся подыскивать местечко, чтобы пристроить пятую точку и занять плацдарм окончательно.
— Это моя бабушка…, — Анжелочка смотрела на меня с любопытством, внимательно изучая каждое движение лица.
— Бывает. Правда, не часто. Я вообще в первый раз такую бабушку вижу, — Я взглянул на старушку, — гостя не усадите?
— Садись.
— Красота. Я сразу же, только покажите куда…
— Значит, не так ты хочешь сесть на самом деле, как ищешь.
Сия сентенция вызвала в моем мозгу нечто вроде стек оверфлоу и я тут же выпучил органы зрения.
— Не напрягайся, потом поймешь.
— Логично. Мне приятна ваша вера в мои способности…
— А при чем тут твои способности? У тебя просто нет другого выбора. Все равно поймешь рано или поздно.
— Я бы сказал, что хочу рано, но, если следовать вашей логике — это от меня не сильно зависит.
Старуха вскинула взгляд. По телу пошла приятная дрожь, ее глаза были завораживающе красивы, в них мелькнули какие-то огоньки, впрочем, возможно, это мое воображение.
— У Анжелочки хороший вкус. Несмотря на то, что ты нахал.
Я подавил в себе вопрос, почему из нас двоих хороший вкус признали только в Анжелочке, и вздохнул.
— Ну, не буду вам показывать свою истинную личину и дальше…
— А с чего ты взял, что скрывая свою истинную личину, ты приобретаешь какую-то другую, не свою? Все равно ведь собой остаешься, просто начинаешь играть другую роль. Постоянно ведь какие-то роли играешь. Сам-то разобрался — где ты истинный? И потом, с чего ты взял, что истина не меняется со сменой роли? Даже если ты свои мотивы для выбора роли называешь истинной личиной, с чего ты взял, что они истинны?
— Не слишком ли много сложных вопросов для простого водителя?
— Ты такой же водитель, как я бабушка.
— Черт, я уже ни в чем не уверен.
— А что, раньше был?
— Несмотря на свою нелюбовь к банальщине, замечу, что все-таки был.
— В чем именно?
— А вы знаете, в каждый период в разных вещах.
— И ты называешь это истиной?
— Разве я сказал слово «истина»? Я про уверенность говорил. А уж истина это по итогам или нет — от нас мало зависит. Да и в тот самый момент, когда она, истина, познается или происходит — кто даст гарантию, что, она, эта истина, останется таковой дольше, чем пауза до следующего мгновения?
— Маладца… — Она помолчала, — … ладно, в области бла-бла-бла ты, как я вижу, подкован. Тебе, видать, все равно — на какую тему балаболить, важен сам процесс. Умственная мастурбация, не находишь?
— Я и к обычной неплохо отношусь.
Ворожка рассмеялась неожиданно приятным и дружелюбным смехом. Сесть захотелось нестерпимо и я предпринял вторую попытку поиска горизонтальной поверхности. В углу возле двери стоял стул из темного, практически черного, дерева, напоминавший конструктивом электрический стул, только без ручек и размером поменьше.
Я схватился за спинку обеими руками и потянул его в середину комнаты. И чуть не свалился с
