– Ох, прям и не за что! – насмехалась ведьма. – Подумай получше.
– Сказала ее почти жениху, что его предшественника Лилиана подарила подруге на день рождения, – предположила Амалия. – Ну и что такого, я ведь только правду сказала! Хотя… он, кажется, сильно задумался. Так ведь и к лучшему, он был возмутительно беден и внешне – так себе, несимпатичный.
– Дальше.
– Это семейные дела! – надулась герцогиня, но тут же вздохнула. – Ладно. Еще я хотела досадить ей, когда Лаур стал делать намеки этой дуре. Я сказала ее бабушке, старой блюстительнице морали, когда и где их можно застать… ну и что? Его излупили поделом, нечего за месяц до свадьбы чужой невесте под юбку лезть. И ей тем более не зря досталось: ни рожи, ни настоящих денег, держалась бы обеими руками за единственного жениха, тупого и глухого к вполне правдоподобным сплетням.
– Как ты бережешь честь сестры! – рассмеялась ведьма. – Вот она и пошла к бабкам, чтоб усердия кое у кого поубавилось. Ноги у тебя слишком красивые – наворожить хотели перелом, но ты везучая.
К удивлению Сэльви, ей не приходилось выдумывать сглаз и проклятия, герцогиня сама собирала их, как трудолюбивая пчела – мед. Только ее запасы оказались горьки. Были тут насылаемые в деревнях простенькие почесухи и прыщи. Нашлись и более профессиональные заклятия магов – ломота в костях, ослабление зрения, мигрень, настройка на нервный срыв, привязка внимания к определенным людям, ночные страхи… Амалия еще оставалась нимфой, как называли ее в Империи, намекая на божественную красоту: не зря дед Марий содержал при ней трех магов, призванных отслеживать незримые атаки. Но, увы, природной стойкости красавицы и усилий ее наемных защитников явно не хватало, и герцогиня все глубже погружалась в болото дворцовой грязи. Ее капризный характер становился невыносимым, склонность говорить в глаза все как есть превратилась в истеричность, а дурные сны и мысли рождали все большую подозрительность, переходящую в болезненную форму. На дне, под наслоением всех проблем, копился застарелый, скрытый от самой себя, страх.
С ведьмой Амалия в первый же день ощутила себя обновленной. Она больше не спотыкалась, солнце не вынуждало щуриться, веки не опухали, спина восстановила гибкость. А еще с рыжей Висой – так Сэльви назвалась – было приятно сплетничать. Ведьма умела слушать, не пыталась, как старшие, судить и воспитывать, зато порой говорила неожиданные вещи.
Так, именно Висе герцогиня, сама удивляясь своей откровенности, выдала старый тайный страх. Восемь лет назад, в замечательный зимний день, когда на юге Империи погода прохладна, но трава по-прежнему зелена, отец привез в родовой замок гостя. Богоравный дядя императора Ловид – тогда ему было семьдесят четыре – остался на обед. Потом решил задержаться, и девушка слышала, как в каминном зале оба кричали до хрипоты – хозяин и гость. Она даже решила пойти и успокоить ссору, полагая, что ей по плечу и столь непростая задача. В семнадцать лет это убеждение вполне нормально не только для красавицы-герцогини, не так ли?
Не успела. Голоса стихли, едва она начала спускаться по широкой парадной лестнице. Ловид уже стоял в дверях, девушку он не видел. «Император самостоятелен не более, чем любой из моих псов, – прошипел старик. – Вам бы следовало знать. И не обольщаться, не спасут ни титул, ни деньги. Я правлю в этой стране, и не только в ней. Род Роль’гис должен переварить эту истину, или я переварю его». Седой Ловид сухо, почти беззвучно, рассмеялся, вышел за дверь и уже оттуда добавил: «Ваш батюшка Марий так стар, жизнь еле теплится в нем, хватит усердия пары магов». Резко закрылась дверь, по залу прокатилось эхо ее удара о косяк. Амалия на цыпочках поднялась к себе. Утром она не решилась спросить отца о случившемся. К обеду в замке появились три новых мага, нанятые для охраны, и необходимость спрашивать исчезла. А страх остался.
Дедушка выжил, он оказался куда крепче, чем полагал Ловид. А может быть, коварный дядя повелителя и не требовал от своих слуг убивать старика? Оскорбил его отказом не сам Марий, но ему пришлось платить. Отца Амалии, указавшего всесильному Ловиду на дверь, укусила змея в дворцовом парке, случилось это по весне того же черного года.
Сэльви выслушала историю молча. Повела рукой, шепнула несколько слов.
– Этот Ловид немножко маг, – признала она. – Умеет видеть чужой страх. Например, твой.
– Я иногда думаю, что он знает: я слышала разговор с отцом, – судорожно вздохнула Амалия. – Пришел и проскрипел, что подарит мне новое княжество, где я стану полноправной хозяйкой. Про меха добавил, про Лаура, про золотую шахту… звучало замечательно.
– А после спросил, как здоровье дедушки, – усмехнулась Сэльви.
– Ты все знаешь, – жалобно предположила Амалия.
– Дедушке и тебе никто более не повредит, если вы не дадите такой возможности, – пообещала Сэльви. – Я скажу нужные слова. Их может отменить только сделанное самим человеком – предательство в большом деле, участие в темном колдовстве, в заговоре, несущем смерть. Понимаешь?
– Но если я скажу Лилиане, что ее подруга высветляет волосы, чтобы отбить у сестры мужа? – обеспокоилась герцогиня. – Ведь все равно скажу, у меня на языке не удержится.
– Это мелочь.
– А если скажу…
– Ты не столь глупа, чтобы не знать, что есть большое зло, а что – глупость, – рассердилась рыжая. – Обзаведись нормальным мужем, который будет тебе поприятнее князя северян. Умным. Даже самой дикой ведьме понятно: в больших играх двора у тебя, дорогуша, никаких шансов. Пусть муж занимается политикой, а ты – глупостями.
– Тогда и его, как отца, – прошептала Амалия.
– Мои слова – штука особенная, – гордо сообщила Сэльви. – Пусть только попробуют и потом пеняют на себя. Что отошлют, то назад к ним вернется, если человек тебе дорог и душа у него не окончательно гнилая. Ясно?
Амалия задумчиво кивнула. И с сожалением прикинула, как трудно объяснить деревенской ведьме, что такое браки богоравных. Интрижки заводить – это так, дань моде и способ борьбы со скукой. Никто не возразит, если делать все осторожно и не на виду, как дура-сестрица. Зато жениха ей, самой знатной и богатой наследнице юга, могут подобрать только император, его дядя Ловид или родной дед Марий. Еще, само собой, жених – если бы таковой имелся и почему-то отказался от самой восхитительной нимфы Империи… Дед выбрал трех унылых и важных стариков от пятидесяти и дальше. Император отдал право избирать Ловиду, и тот предложил столь же пожилого северянина. Но упомянул, что в завещании смертельно больного князя будет указано имя Лаура. И вот она едет, как последняя служанка, куда велено, а не куда хочется.
– Скоро у императора начнутся балы, – грустно сообщила Амалия. – А здесь, на глупом севере, по слухам, только с медведями танцуют. Под простуженную хриплую дудку.
– Тут ездят к эльфам, – усмехнулась Сэльви.
– Однако же… А как получить приглашение? – оживилась герцогиня.
– Князь Поморья наверняка приглашен, – предположила ведьма. – Будет тебе ноги оттаптывать медведь из рода Берников, вот радость-то…
Карета ухнула в очередную яму, и герцогиня, попытавшаяся сердито изругать ведьму, чуть не прикусила язык. Вздохнула, тоскливо глянула за окошко. Леса, убогий проселок, по деревенькам – хмурые здоровенные мужики дикого вида. Даже трактирщики таковы, что шуметь боязно. Нависают над головой, гудят неспешным тяжелым басом, по утрам подают герцогине – кашу… Любимый крошечный песик давно не показывает носа из-под хозяйкиной юбки. Как увидел северного волкодава, так и смолк, укрылся и только постанывает иногда тихо, жалобно. А вчера ночью в лесу выли настоящие волки. Эти края не для игрушечных собак. Наверное, они не особенно приятны и для нее, жительницы юга. Скоро начнется зима. Говорят, здесь она столь холодна, что слова замерзают в воздухе и падают в снег…
Амалия нахмурилась, зябко поежилась, стала молча считать версты и дни до столицы – оказалось пять переходов. Или шесть, если опять пойдет дождь и дорога раскиснет. Там ее встретит старый больной князь, все снова покатится по колее, вырытой и надежно углубленной Ловидом. И слова ведьмы потеряют всякий смысл.
С подсчетом дней Амалия не ошиблась.
Вот только у ворот стольного Белояра князь ее не встретил. Лишь хмурый и злой посол Империи метался у обочины, шипел и чего-то требовал, а рядом безмятежно и даже, кажется, весело наблюдали
