затем в отделение с двойным дном, и над ней захлопнулся люк.
После этого Титча и его напарник возвратились к своим делам.
В середине дня шаланда оказалась против набережной венгерской столицы. Направо развертывалась Буда, старинный турецкий город; налево современный Пешт.
На обоих берегах, и в особенности на левом, следовали друг за другом дома с террасами, над ними возвышались позолоченные солнцем колокольни церквей; длинная цепь набережных выглядела торжественно.
Экипаж шаланды не обращал внимания на впечатляющее зрелище. Плавание мимо Будапешта могло грозить этим людям неприятными сюрпризами, и они следили только за рекой, где толпились многочисленные суда. Благоразумная осторожность позволила Стриге заблаговременно различить среди других лодку с четырьмя пассажирами, она направлялась прямо к шаланде. Узнав катер речной полиции, Стрига мигнул Титче, тот без дальнейших объяснений ринулся в трюм.
Стрига не ошибся. Катер причалил к судну. Двое поднялись на борт.
— Капитан? — спросил один из вновь прибывших.
— Это я, — отвечал Стрига, выходя вперед.
— Ваше имя?
— Иван Стрига.
— Национальность?
— Болгарин.
— Откуда судно?
— Из Вены.
— Куда?
— В Галац.
— Его владелец?
— Господин Константинеско из Галаца.
— Груженая?
— Нет ничего. Возвращаемся порожняком.
— Ваши бумаги?
— Извольте, — сказал Стрига, вручая чиновнику документы.
— Все в порядке, — одобрил тот, возвращая бумаги после тщательного просмотра. — Мы заглянем в ваш трюм.
— Прошу вас, — пригласил Стрига. — Осмелюсь только заметить, что это уже четвертое посещение после нашего отплытия из Вены. Извините, но весьма неприятно.
Полицейский, не отвечая, спустился по трапу. Сделал несколько шагов в трюме, осмотрел его и поднялся наверх. Ему, конечно, не пришло в голову, что под его ногами находятся мужчина и женщина, бессильные позвать на помощь. Шаланда действительно оказалась совершенно пустой, не приходилось перебирать груз, что, к удовольствию чиновника, значительно упрощало дело. Не задавая больше вопросов, полицейский отбыл на катере осматривать другие суда, а шаланда медленно продолжала путь вниз по реке.
Когда последние дома Будапешта остались позади, пришло время заняться пленницей из трюма. Титча и его напарник исчезли внизу, затем возвратились, ведя женщину, несколько часов назад запрятанную в темницу; теперь она снова была заперта в рубке.
Плавание перемежалось несколькими остановками, во время них Стрига покидал судно на лодке, захваченной, как полагали бандиты, у Карла Драгоша. Не думая скрываться, он причаливал к деревням, представлялся их обитателям как знаменитый лауреат «Дунайской лиги», заводил разговоры, которые ловко направлял на интересующие его темы. Сведения оказывались очень скудными. Имя Илиа Бруша почти не слышали в этих краях. Конечно, в Мохаче, Апатине, Нейзаце[29] , Землине[30] или Белграде — в этих значительных городах — дело будет обстоять иначе. Но Стрига не намеревался показываться там и продолжал попытки собрать хоть какие-то данные в деревушках, где полиция менее бдительна и риск навлечь на себя подозрение был меньше. К несчастью, крестьяне и здесь не слыхивали о конкурсе в Зигмарингене и вообще не любили, когда о чем-либо их расспрашивали, от них ничего нельзя было и выпытать. О Карле Драгоше они знали не больше, чем об Илиа Бруше, и Стрига напрасно пускал в ход свои дипломатические тонкости и тратился на угощение в кабачках.
Во время одной из отлучек Стриги Сергея Ладко перевели наверх и поместили в маленькой каюте, дверь ее старательно закрыли. Это была излишняя предосторожность: пленник оставался крепко и умело связанным.
Гонимая течением и попутным ветром, шаланда делала до шестидесяти километров в сутки. Это расстояние могло стать значительно больше, кабы не частые остановки, из-за вылазок Стриги на берег.
Если его разведки и были бесплодными, то хотя бы одну из них Стрига сумел сделать выгодной с другой точки зрения, пустив в ход свои профессиональные навыки.
Пятого сентября шаланда остановилась на ночлег против маленького местечка. Стрига отправился на берег, как обычно. Наступил вечер. Крестьяне, которые ложатся спать с солнышком, по большей части уже ушли в свои жилища. Стрига разгуливал в одиночестве, когда заметил дом с виду побогаче других, хозяин которого, всецело доверяя традиционной деревенской честности, оставил дверь открытой, а сам ушел куда-то по делам.
Стрига, не колеблясь, вошел в дом, это оказалась мелочная лавочка. Вытащить из кассы дневную выручку было делом недолгим и нехитрым. Не довольствуясь этой скромной добычей, бандит обнаружил во внутренней комнате сундук; из него он извлек тяжеленький мешочек, издававший приятный металлический звон.
Весьма довольный, Стрига поспешил возвратиться на шаланду.
А вообще-то путешествие происходило без особых приключений.
Стрига время от времени исчезал в рубке или входил в каюту, расположенную против той, где поместили Сергея Ладко. Иногда эти посещения продолжались всего несколько минут, иногда затягивались. Нередко на палубу долетали отзвуки жестокого спора, где можно было различить спокойный голос женщины и злобный мужской. Результат был всегда одинаков: полное равнодушие экипажа и возвращение разъяренного Стриги, который спешил покинуть судно на лодке, чтобы в одиночестве успокоиться.
Обычно он высаживался на правом берегу. На левом города и деревни встречались редко; там до самого горизонта тянулась необозримая «пушта» — так обычно называют венгерскую равнину; на протяжении более чем в сто лье она граничит с Трансильванскими горами.
Железные дороги, которые по ней проходят, пересекают бесконечные пространства пустынных степей, обширных лугов, бескрайних болот, где изобилует водяная дичь. Пушта — это всегда щедро накрытый стол для бесчисленного количества четвероногих гостей, тысяч и тысяч животных, составляющих главное богатство венгерского королевства. Редко кое-где встречаются поля пшеницы или кукурузы.
Ширина реки становится здесь очень значительной, и ее течение разделяют многочисленные острова и островки. Часто Дунай разделяется ими на длинные рукава, где поток приобретает довольно большую скорость.
Эти острова неплодородны. На них растут березы, осины, ивы среди ила, наносимого многочисленными наводнениями. Там скашивают много травы, и барки, нагруженные до краев, перевозят
