переводят разницу, например, в детскую больницу.
Мы идем именно на такой. Требуется платье в пол, украшения и возможность и намерение потратить некую сумму на благотворительные лотерею и аукцион. С суммами у меня сейчас довольно туго. Зато есть кольцо, которое вполне достойно того, чтобы его «выгулять» в свет. Я достаю свое кружевное пальто, Ленка одалживает мне длинное черное бархатное платье-мешок. Вид вполне бальный. Я иду, наступая на подол. Мне неловко, я привычно иронизирую над необходимостью соответствовать условностям. Но что говорить, одеться в кои-то веки по-бальному чертовски приятно!
Так я и знала. Несмотря на строгий dress code, нашлись-таки две девушки, пришедшие на бал в черных леггинсах и сапогах. В этом-то и заключается здоровая русская натура, которая сопротивляется любым заморским правилам. С Каннской лестницы как-то спустили даже Никиту Михалкова — нечего приходить на вечернюю премьеру не в смокинге и без бабочки. А у нас, как ни вводи dress code, обязательно в нарядной толпе окажется мужик в свитере или в футболке или девица в гламурно порванных джинсах.
Я покупаю десять лотерейных билетов. Выигрываю африканскую маску. Очень полезная вещь. Сразу начинаю думать, кого я могу осчастливить таким подарком. Нас провожают за стол. Еда, которую приносят весьма неспешно, перемежается длинными речами о благотворительности. Я рассматриваю окружающих дам. Западные патронессы бала выделяются тем, что одеты достойно и по возрасту. Никто из них не оголил шею и грудь, не утянул талию до «песочных часов». Наши же жены (а это, как я понимаю, строго светское мероприятие — здесь присутствуют только жены, любовницам и прочим «спутницам» вход заказан) перетянули свои валики на боках шелками, украсили щедрые декольте кружевами, а уши и шею — бриллиантами. Я понимаю, почему Ленка привела меня сюда: она хочет, чтобы я обзаводилась клиентурой.
И что я должна делать? Непринужденно заводить разговор о том, что у меня скоро будут очень дорогие украшения? К счастью, мое кольцо говорит за меня. Дамы тут же обращают на него внимание, и разговор сам собой устремляется в нужное русло. Скоро моему смущению и комплексам приходит конец: я вижу, что все присутствующие расценивают бал как способ завязать новые деловые контакты. Обмениваются визитками, рассказывают друг другу, чем занимаются. На моих глазах пожилой господин находит поставщика стройматериалов для своего нового дома, а его жена не может оторваться от моего голубого камня. Она записывает мой телефон. День прожит не зря.
5 мая, пятница
Москва пуста. Все уехали на праздники, а я иду смотреть свой новый офис. Двухэтажная келья в центре Москвы. Там даже сделан какой-то условный ремонт, но мне, конечно, придется многое переделать. Я счастлива, что могу хоть чем-то заняться. Виктор открыл счет для новой компании, и я езжу по магазинам, выбираю занавески, мебель, картины на стены. У меня впервые есть свой магазин — пусть не совсем обычный, без витрин и окон на улицу, но уютный и вполне отвечающий моим представлениям о коробочке с драгоценностями.
Совсем скоро придет коллекция. Я жду встречи с ней, как свидания с любимым. Моей недавней апатии нет и следа. Я скупаю все книги по ювелирному искусству, какие могу найти, и целый день сижу в Интернете. Мне так много еще нужно узнать о драгоценностях! Мне кажется, я начинаю с нуля. То, что делает Виктор, настолько не похоже на то, с чем мне приходилось иметь дело в магазине, что я теряюсь. Я должна научиться быть не столько продавцом украшений, сколько искусствоведом.
Виктор звонит почти каждый вечер. Я настолько к этому привыкла, что меня уже не бросает в дрожь от звука его голоса. Обычно он говорит о деле: об отправке товара, о бухгалтерии, о счетах и таможне. К счастью, это носит лишь характер отчета: всю реальную работу по оформлению делают его люди, с которыми я пока не знакома. Мне иногда кажется, что Виктор рассказывает мне все это лишь для того, чтобы не заговорить о том, что интересует меня больше всего. Я хочу продолжения; он не может этого не понимать. Иногда голос его звучит грустно.
Я решаю походить по московским ювелирным магазинам, посмотреть (а может, и подсмотреть), как и что там продают. В основном они меня разочаровывают: если поменять между собой ярлыки на большинстве представленных в Москве украшений, никогда не разберешься, кто есть кто. Все одинаково безлико — белое золото, россыпь бриллиантов, круги, цветочки, листики… Выложено в витринах в классической манере советского Ювелирторга: то есть внавалку. В магазинах классом повыше витрины лучше, но все равно: листики, цветочки, круги.
Скучающие продавцы, продолжающие собственные разговоры даже тогда, когда в магазин заходит посетитель. Никто не бросается мне навстречу, просто окидывают оценивающим взглядом и возвращаются к своим делам, которых, собственно, и нет — так, стоят у окна, смотрят на улицу. Впрочем, кое-где все наоборот: продавец ходит за мной от витрины к витрине, как надзиратель за особо опасным преступником. Еще в одном магазине меня решили просветить: это — итальянская марка такая-то… а это — итальянская марка этакая. При этом названия марок выставлены тут же на витрине. То есть информации — ноль, зато раздражение вспыхивает буквально с порога.
Лишь в одном магазине, где я попросила подобрать мне серьги, меня приняли адекватно. И то — не слишком молодая женщина, пытавшаяся подогнать ко мне взглядом своих более юных коллег, которые сочли мою персону не стоящей их драгоценного внимания. Продавщица с чисто материнской заботой и уверенностью сообщила мне, что при моем овальном лице и цвете кожи она рекомендовала бы длинные серьги с каким-нибудь ярким камнем. Тут же принесла поднос с несколькими образцами. Когда я начала мерить серьги, она достаточно доброжелательно комментировала; что мне понравилось, так это то, что она не пыталась льстить или «впарить», говорила всегда искренне.
В конце концов, я сказала, что сегодня вряд ли стану что-то покупать. В ее лице ничего не изменилось. Она с улыбкой сказала, что всегда будет мне рада и готова подобрать то, что подойдет. И я почему-то поверила ей. Мне захотелось тут же предложить ей работу у себя. Пока я не вправе это делать — я вообще не знаю, смогу ли я позволить себе помощницу. Но даму запомнила. А главное, поняла, почему в Европе среди продавцов хороших ювелирных магазинов никогда не встретишь женщин моложе 35–40 лет. Там уже давно поняли, что продавец должен продавать украшения, а не себя. Покупатель хочет видеть в магазине женщину, которая вызывает доверие, а не желание спросить, что она делает сегодня вечером.
Мне как-то рано испытывать материнские чувства к покупателям. Но милую женщину и ее манеру я не забуду.
Я отправляюсь в свою новую келью. Мне уже там нравится. Я готова сидеть допоздна, разбирая каталоги и книги и мечтая, как все здесь будет, когда приедут драгоценности. Из моего окна видна старая церковь и покрывающиеся зеленым пухом деревья. Я уже могу принимать гостей. Правда, пока только для того, чтобы рассказать им сказку. Ничего — скоро она станет былью.
15 мая, понедельник
Наконец-то! Я раскладываю на столе свои сокровища. Они столь же прекрасны, какими я их помню. Брошь в виде плывущего по воде лебедя — отражение его дробится и рассыпается бриллиантами и сапфирами. Роза из черненого золота с рубинами. Огромный сапфир, висящий на цепочке с бриллиантами. Орхидеи, каллы, душистый горошек… Колье из дубовых листьев, сделанных из золота и усыпанных разноцветными камнями так, что создается полная иллюзия живой ветки. Я готова перебирать эти вещи бесконечно. Раньше я часто говорила, что не люблю драгоценности. Какая чушь! Я просто никогда не держала в руках настоящих.
На прошлой неделе я разослала приглашения по адресам, которые у меня были. Приглашала на чашку чая и знакомство с коллекцией. Перезвонили практически все, сказали, что придут. Кто-то спрашивал,
