там, на мосту?
Рийне моя задумчивость отнюдь не прибавила доброжелательности. Кажется, она решила, что я пропустил мимо ушей все ее предупреждения и витаю среди звезд, уже примеряя на себя роль великого мага. Кометы! Ну… В общем-то я правда слегка замечтался, но это же не повод глядеть так, словно на мне прорастает ящеролюдская чешуя!
Похоже, судьба просто захотела наказать меня за дурость, отобрав извечную везучесть с девчонками.
– И вообще, – продолжила Рийна, хмурясь, – мы ищем один артефакт. И не вернемся в Рин без него. Не знаю, в какую нору тебе придется забиться на это время, но у нас хватает дел без того, чтобы охранять… каждого новопосвященного адепта.
– А Стрелка, значит, и не Рин уже? – хмуро буркнул я.
Девушка смутилась, сообразив, что сказала не то. Возникла неловкая заминка, которой я и воспользовался, чтобы, пошарившись за пазухой, извлечь на свет злосчастный зеленый свиток.
– Этот, что ли, артефакт?
Если бы я и правда задался целью перебить всех ринских адептов, в ближайшие несколько мгновений я мог бы взять их голыми руками.
В густом предрассветном тумане берег реки казался входом во Врата. Как будто из клубящейся белой завесы вот-вот выплывут огоньки Туманного Брата. Но выплыли отнюдь не они, а понурый силуэт Кэйва, того самого парня с непомерно богатой фантазией. Оставленный караулить лодку с пожитками, он печально восседал на корме, и – к звездочету не ходи – явно успел придумать что-то посерьезнее живых огоньков с соседней планеты.
– Ребята, это вы, да? – неуверенно переспросил он, напряженно вглядываясь в туман.
«Нет, Бесплотный Мар развлекается», – чуть было не ответил я – и прикусил язык. Эти чужаки в жизни не слышали ни про старину Мара, ни про Красотку Шин, ни про каких других занятных персонажей городских легенд. Я вдруг понял, почему так счастливы земляки, неожиданно повстречавшиеся на чужбине. Через годик-другой общения со всеми этими незнакомцами я, пожалуй, и Бойцовому Псу обрадуюсь как родному!
Адептам ринской школы я не нравился так же, как мне не нравились они. Но ближайшие годы нам так или иначе придется терпеть друг друга. Магия стоит того. Слишком многим пришлось пожертвовать на этом пути, чтобы отступиться из-за такой малости, как неприятная компания.
Я посторонился, пропуская парней с последним предметом поклажи. Все остальные пожитки собрали Кэйв и «деревенская» девчонка Рата, отряженные за вещами и лодкой. Остался лишь этот длинный, окутанный холстиной сверток, от которого шел едва заметный фон сохраняющей магии. То, что еще вчера было живым человеком.
Стрелка быстро отучает от благоговения перед смертью. В особенно дурных кварталах трупы на улицах – такой же обычный мусор, как очистки, помои или гнилое тряпье. Впервые в жизни мне было не по себе от близости мертвого тела. В который раз я задавался одним-единственным вопросом: «А вот ты, Ксин, ты смог бы пожертвовать собой, чтобы выручить совершенно незнакомого парня?» Ответа я не знал… И, наверное, даже не хотел знать.
Лодочниками ринские маги оказались не лучшими, чем бойцами или шпионами. И потому погрузиться до конца в дурные мысли мне не давало нешуточное подозрение, что под управлением этих умельцев тяжело груженное суденышко найдет свой конец, кувырнувшись посреди реки. Туман способствовал развитию опасений. В общем-то адепты и сами понимали рискованность затеянного предприятия, но наличие на борту ценного артефакта, трупа одного из мастеров школы и разыскиваемого преступника заставило их склониться к мысли о том, что рвать когти из города следует тайно и быстро. В кои-то веки я был полностью солидарен с ними.
Существовал, конечно, Ринский тракт, на котором отродясь не существовало ни стражи, ни ворот, но лучшим выходом он мог показаться на протяжении лишь первых дней пути. По правде, никто не мог сказать точно, сохранилась ли дальше дорога или, миновав ряд захирелых поселков и городишек, тракт растворяется в глуши Северного Рина, дикой неприветливой местности, примыкающей к горному хребту. Река оставалась единственным разумным вариантом. А туман – единственным способом избежать лишних глаз. Пять-шесть дней по течению, и мы окажемся в Эртесе, откуда лежит путь в забытую звездами долину Алатан, где бы та ни находилась.
Тем временем парни – Алдар и еще один, имя которого никак не желало держаться у меня в голове, – пытались шестами вытолкать лодку на глубину. Три раза ее прибивало обратно, в густые камыши на отмели. Про сваи от старого причала я предупредил честно и заблаговременно, но это не помешало горе-лодочникам с размаху насадить суденышко на крайний столб в цепочке, после чего на меня начали глядеть так, будто я лично заколотил эти сваи до последнего бревна, не ранее чем прошлым утром, специально и злонамеренно. Я завязал с советами, и мы собрали днищем, наверное, все коряги, лежащие под водой у правого берега. Лодка у посвященных оказалось новой, крепкой и с честью выдержала все испытания, но каждый чувствительный тычок об очередное препятствие вновь притягивал ко мне злобные взгляды. Теперь я был неправ в том, что молчал, и вообще повинен во всех бедах подзвездного мира.
А потом (не иначе, вопреки моей недоброй воле) случилось чудо. Течение подхватило лодку и неспешно потащило вдоль затянутых туманом берегов. Я еле различал по правую руку мрачные развалюхи Стрелки – и то больше признавал по памяти. Рыбацкого квартала на противоположной стороне и вовсе было не разглядеть. Проплыли мимо в белесой дымке кусты возле устья Пьянчугиной Пропасти, и наблюдаемый пейзаж сделался совсем однообразным: крутой обрыв, изрезанный длинными рядами птичьих гнезд.
Понемногу туман рассеялся, открывая взору противоположный берег: холмы в разноцветных лоскутах полей. Над некоторыми мерцали прозрачным маревом защитные магические купола – эти участки выглядели зелеными и свежими. Чуть плачевнее обстояли дела там, где хозяевам не хватило средств на полноценную защиту, но удалось протянуть длинные трубы от реки. Совсем печально выглядели поля, где отсутствовала и защита, и орошение. Обожженные солнцем острые стебли торчали из растрескавшейся сухой земли, бесплодные и мертвые. Кометы, а не к лучшему ли все обернулось для меня и для банды? Чародеи и знать вряд ли ощутят на себе последствия такого неурожая, а вот в Стрелке начнется очередная резня.
Падучие звезды! С холодком у лопаток я понял, глядя на иссушенные поля, что будущая зима стала бы последней для банды Ксина Чертополоха. И спасла нас лишь нелепая цепочка мерзких обстоятельств, приведшая ребят к Безухому, а меня – на эту лодку, уходящую все дальше и дальше от знакомых с детства грязных улиц и темных подворотен.
То и дело всплывали за холмами, удаляясь, острые башни княжеского дворца, и я вдруг осознал, что родной город остается позади навсегда. Возможно, я еще вернусь сюда – да что там «возможно»! Останусь в живых – вернусь обязательно. Но тогда все будет совершенно по-другому.
Поля уступили место лугам – подболоченным и потому зеленым, невзирая на засуху. Обрыв по правую руку тоже исчез, сменившись низким пологим уступом, и за очередным поворотом реки город вдруг показался целиком как на ладони. Там осталась вся моя прошлая жизнь. Те, кого я некогда считал друзьями, и те, кто были врагами и до сих пор являются таковыми. Женщина, которая меня бросила и подставила, и женщина, которую покинул я сам – потому что это был единственный выход для нее и для меня.
Воспоминания о Тианаре разбередили больное место, но ненадолго. Все другие чувства меркли перед ощущением большого начала. Оно дурманило не хуже магической жилы и влекло сильнее, чем все женщины под звездами.
Позади остался Ксин Чертополох, отчаянный бандит, живущий одним днем. Тот не стал бы задумчиво пялиться на поля, размышляя о смысле и целесообразности. Не терпел бы скривленные морды и косые взгляды. Доправил бы нос Алдару, повыкидывал за борт всех несогласных и принялся подбивать клинья к Рийне. Ксилиан Кардус, посвященный ринской школы, пришедший на смену этому сорвиголове, был другой. Хитрее, осторожнее, сдержаннее. Сказать по правде, не слишком-то мне нравился этот парень, но в змеином гнезде, куда я угодил, по-другому не продержаться.
В очередной раз река круто вильнула, уходя в перелесок. Тут расслабились уже и адепты, все это время ожидавшие погони. Я был и так спокоен, рассудив, что коли боевики не сбежались на ругательства
