воду. Догнать уходящего вдаль сумасшедшего ему не составило труда.
– Куда вы плывете, черт вас возьми?! – крикнул он, схватив опухшего от ночной попойки чудака за плечо.
Тот развернулся, и Макаров отшатнулся, ударив руками по воде.
На моряка смотрели полные безумия глаза.
– Я говорил – надо спать!.. Надо много спать!
Перехватив его за шею, отставной моряк потащил филиппинца на берег.
Тот яростно сопротивлялся. Он не хотел на берег.
– Вы все умрете!
Он кричал это, когда, перехватив его за пояс, Макаров вел его уже по берегу. Обмякнув и не оказывая сопротивления, филиппинец переставлял ноги и бормотал, как сомнамбула:
– Мы все умрем…
Нидо Сорбито, уроженец пригорода Манилы, рухнул на песок и закрыл глаза. Спутавшиеся волосы закрыли его лицо, и он перевернулся на бок, сметая их рукой. Нидо не спал с того самого дня, как на Кубе ступил на палубу «Кассандры». В позапрошлую бессонную ночь он решил посмотреть на воду. Она всегда его успокаивала, так, быть может, она и сейчас успокоит его так, что он сможет уснуть?
Выбравшись из каюты, он запер дверь, прошел по длинному коридору и поднялся на палубу. Он не мог дать себе отчет в том, что сделал, но когда над его головой, на потолке, играющем и роль пола капитанской рубки, раздались шаги, прижался спиной к стене. Прошел вдоль нее и оказался в углу, рядом с освещенной площадкой, куда вела лестница сверху.
Двое спускались по ней молча и сосредоточенно.
Нидо всегда был человеком набожным и поступков, свойственных людям любопытным, не совершал. Окажись он сейчас в родном Кэсоне, пригороде Манилы, он очень бы удивился своему подобному поступку. Но здесь, когда странностями было окутано каждое событие, он словно натянул на себя невидимый защитный костюм, спасающий от неприятностей. Прижавшись к стене затылком, словно это помогало спрятаться всему ему, он навострил слух.
– Вы не поставили меня в известность о ваших планах, – услышал Нидо голос, который впоследствии уже никогда и нигде не слышал. – Кажется, еще в Гаване я говорил о том, что отказываюсь этим заниматься.
– Пирс, – ответил кто-то голосом, который Нидо будет слышать весь последующий день, – вам нужно расслабиться. Подумайте о будущем, напейтесь, в конце концов. Но завтра вы…
– Я отказываюсь.
– Вы отказываетесь от пятидесяти тысяч долларов только из-за того, что вам предлагают путешествие в рай? – удивился знакомый Нидо голос.
– Вероятно, представления о рае и аде у нас разные, – ответил кто-то, – то есть я хотел сказать, что для вас рай то, что ад для меня.
– Вы осложняете ситуацию, Пирс.
– Плевать мне на вас, ублюдки!.. Плевать!..
Его крик вдруг прервался, хотя Нидо предполагал, что этот человек сказал далеко не все. В такие минуты люди говорят больше, забывая о том, где находятся.
Крик оборвался неожиданно. Глухой удар, от которого Нидо снова вздрогнул, звук, похожий на тот, как если бы, не нажимая кнопок, выпустили воздух из аккордеона, и – неразборчивый грохот шагов по палубе.
– Помоги мне! – послышалось наверху, и Нидо услышал топот еще одной пары ног.
Невнятный шум и – плеск за бортом. Так падает в воду что-то тяжелое.
– Спустись вниз и выясни, нет ли на палубе пассажиров. Черт бы побрал их бессонницу…
Похолодев от страха, Нидо переступил вдоль стены и бросился бежать по палубе под капитанской рубкой. Он бежал и благодарил себя за лень, из-за которой не переобулся из мягких тапочек в повседневные сандалии.
Он скрылся за поворотом, когда на палубу кто-то спустился. Нидо видел, как луч фонаря ударил вдоль палубы, едва он успел убрать свой зад за угол.
– Пресвятая Богородица… – прошептал он. – Что здесь происходит?..
У него тряслись руки, когда он входил в свою каюту.
– Нельзя выходить до утра. Нельзя ни с кем говорить. Нужно спать. Много, крепко спать в кровати, – проговорив все это, он решил выпить, намешав в выпивку трав для сна.
Но вспомнил, что у него нет алкоголя, который сыграл бы роль катализатора.
«Завтра я напьюсь, вернусь в каюту и буду спать», – подумал он.
Решив пересчитать наличные, он вынул бумажник, и первой в его руке оказалась купюра в десять долларов. Он уже собрался было сунуть ее в карман – у Нидо был бумажник, набитый кредитками и деньгами, но не было привычки носить его с собой, – как вдруг что-то привлекло его внимание.
– Гамильтон, – прошептал он. – Город, дорога в который растворилась в океане…
Он с трудом дождался утра. Выйдя на палубу, он машинально посмотрел за борт. И ничуть бы не удивился, если бы увидел стайку акул, следующих за «Кассандрой». Рыбы быстро привыкают к тому, что их кормят у конкретного места.
Все путешественники, среди которых были Дженни, Левша и Питер, вернулись через полчаса. Филиппинец к тому времени уже успокоился, и одежда его высохла. Он сидел, поджав ноги и уставившись бессмысленным взглядом в океан. Много кто в это утро смотрел в океан… Успокоился и Макаров, притих и итальянец.
– Что это значит?
Доктор Донован поднял на Левшу тяжелый взгляд.
– Обычно на этот вопрос отвечаю я, – сказал он. – Но мне лень объяснять очевидное.
– Разве вы не видите, что он мертв? – спросил Левшу Макаров.
– Где… корабль? – раздалось из толпы, сгрудившейся вокруг тела.
– На этот вопрос обычно отвечает мистер Макаров, – сообщил доктор.
– Я думаю, что корабль ушел, – скрывая раздражение, сказал тот. – Кто-то хочет со мной поспорить?
– Господи! – капризно вскрикнула беременная девушка в желтом платьице, больше похожем на рубашку. – У меня есть телефон! – И она стала рыться в своей холщовой сумке.
– Вам повезло, – равнодушно сообщил Донован. – Я свой оставил в каюте. За ненадобностью. – Убедившись, что девушка не прекращает поиски, он махнул ей рукой: – Оставьте это! Здесь им можно только давить комаров.
– Что здесь происходит? – От группы отделился мужчина лет тридцати пяти, крепкий, загорелый. Через все его лицо пролегал чудовищный шрам. Шрам начинался в низу левой скулы и уходил вверх криво сросшейся раной, оканчиваясь уродливой, разлапистой вилкой под самым глазом.
– Я думаю, что свет на это может пролить человек, находящийся среди нас.
Услышав слова Макарова, итальянец встал с кейса и крепко взялся за его ручку.
– Мистер Макаров… – умоляюще проговорил Донован.
Но Макаров уже шел к итальянцу. Толпа невольно разошлась и сомкнулась большим полукольцом, выход из которого был один – в океан.
– Не делайте глупостей, русский… – отступая по кромке берега, Франческо то и дело бросал взгляд через плечо, удостоверяясь в том, что дорога вдоль прибоя свободна.
– На песке лежит отравленный гипнотическим препаратом приятель этого человека, – говорил Макаров, надвигаясь на итальянца. – А оставшийся в живых его соотечественник даже при таких обстоятельствах отказывается сообщать, что так упорно он прячет в своем чемодане. А между тем, чтобы снять с себя подозрение, ему достаточно всего лишь откинуть крышку… этого чертового кейса!.. – Макаров выдавил последние слова, почувствовав прилив ярости. – Всего лишь откинуть крышку!
– Зачем ему откидывать крышку своего кейса, дружище? – догнал Макарова голос Левши. Во избежание кривотолков он говорил на английском. – У меня за спиной сумка. Почему я должен вытряхивать ее
