— Это правда. Моего покровителя питает слепая вера всей Европы, а твоего — горстка русичей- громопоклонников. Слышишь, друг мой? — крикнул доктор чуть громче, — я не лгал тебе. Новая вера укрепит тебя и твою власть. Мой бог спасет тебя от смерти.
— Кто убил моего отца? — вдруг выкрикнул Волот.
— Какая теперь разница? — ответил доктор, — речь идет о твоей жизни и твоей силе!
— Я не позволю убить мальчика, — покачал головой Млад, — ты лжешь. Твой бог не спасет ему жизнь.
— Мы поговорим об этом потом, Млад. Когда-нибудь. За чашкой чая. Отойди в сторону — это не отпрыск жалкой нищей вдовы, за ним пойдет вся Русь. Мой бог сохранит ему жизнь. Хотя бы на время.
Сладкий голос Велезара опутывал Млада словно паутиной. И опять, в который раз, он ощущал, что теряет себя. Рассыпается по снегу мелкой крупой.
— Руси нужен царь, Млад. Царь, а не воевода. Посмотри вокруг — разве вече способно принимать решения? Разве им не правит горстка зажравшихся сребролюбцев? Чернота Свиблов продал нам Новгород, продал, Млад! И ты хочешь, чтоб такие как он и дальше оставались у власти?
— Я ничего не хочу. Я не отдам тебе мальчика… — механически ответил Млад, встряхнув головой.
— Я заберу его силой. Иди домой, Млад. Иди. Ты ничего не сможешь сделать. Твоей избранности не хватит на то, чтоб противостоять мне. А? Так тебе говорил громовержец?
— Я не отдам… — начал Млад и почувствовал резкую боль в груди — в левой стороне.
— Чувствуешь? Это твое сердце на моей ладони, — доктор улыбнулся и вытянул руку вперед, — вот, смотри. Сейчас я его отпустил.
Млад ощутил облегчение и вдохнул полной грудью.
— А теперь сжал посильнее…
Млад не выдержал резкой боли — схватился за сердце руками и повалился на колени. Страх смерти сковал его волю, со лба покатился пот. Отец говорил, что боль в сердце рождает страх смерти даже у самых отважных людей.
— Иди домой, Млад… Или я раздавлю твое сердце в кулаке.
— Я… — прохрипел Млад, — я не отдам…
Снежный вихрь взметнулся вокруг доктора, громом ответило небо, но тот лишь рассмеялся и сжал кулак посильней.
— Мстиславич! — раздался крик с крутого берега, — Мстиславич, я иду!
Ширяй бежал ему на выручку, срываясь с кручи, обрушивая снег, падая, оскользаясь, и снова поднимаясь на ноги. Млад мог только застонать — парень погубит себя и ничем не поможет! Но ведь что-то нужно сделать, не может быть, чтоб все закончилось именно так! Перун пришел на помощь… Сам… Спустился из Ирия… Зимой… Чудо произошло, неужели этого мало?
Боль и страх раздавили его — Млад упал на лед лицом вниз. Сердце трепыхалось в чужой руке, как воробей, и не могло стучать — только судорожно дергалось. Дыхание остановилось, неотвратимость смерти накатила на Млада яркостью видений и красок… Перед глазами в коротком свете молнии блеснул точеный узор снежинок, покрывших лед… Мир, в котором он жил, был прекрасен… Прекрасен каждой своей снежинкой, каждой каплей воды, каждым лучом солнца… Он был прекрасен настолько, что страх потерять его перечеркивал понятия о чести и мужестве… Ему не хватило сил встать и преградить дорогу ученику.
— Отпусти! — сквозь зубы выговорил Ширяй, вставший между ним и доктором, — отпусти, слышишь? Я все вижу! Отпусти!
Рука, сжимающая сердце, вдруг разжалась — Млад вдохнул и захрипел. Встать, немедленно встать… Он поднялся на колени: боль отпустила, но страх не исчез. Молчание повисло над Волховом, и в тишине грянул раскат грома.
Млад выпрямил дрожащие ноги и попытался отодвинуть Ширяя себе за спину. Тогда, на стене, он не успел прикрыть его щитом, не успел подставить меч под удар алебарды, он не догадался шагнуть вперед, прикрывая Добробоя, но теперь он не совершит еще одной ошибки… Он не позволит…
— Не лезь, парень… Не лезь… Я сам… Только себя погубишь…
Лицо доктора Велезара почему-то застыло и побледнело, как у мертвеца.
— Мстиславич, отойди в сторону, — сказал вдруг Ширяй, не глядя на Млада, — не мешай нам.
— Ширяй, милый… Не надо… — прошептал Млад, все еще не понимая, что происходит, — он убьет нас обоих…
— Отойди, — усмехнулся парень и посмотрел Младу в лицо.
И Млад попятился от взгляда его почерневших глаз: в широких бездонных зрачках светилась сила, небывалая, ни с чем не сравнимая и не скрываемая сила, сила, которую могут дать человеку только боги.
— Так чей покровитель сильней, по-твоему? — Ширяй повернулся к побледневшему Велезару, — а?
Над головой блеснула молния, парень взмахнул обрубком руки — Млад мог поклясться, что на миг его рука обрела плоть, поймала молнию и метнула ее в сторону доктора. С раскатом грома Велезар отлетел на лед и распластался на нем, хватая руками снег.
— Это тебе за Мстиславича… — прошипел Ширяй сквозь зубы, — давай, зови своего бога! Не докличешься! Он сам на войну не пойдет, пошлет своего архистратига! Ну, где твой архистратиг? А?
Обрубок руки поднялся вверх, и молния легла в несуществующую ладонь — ее вложил туда громовержец.
Лед треснул вокруг распластанного тела Велезара, когда однорукий кудесник метнул ее вперед, точно копье.
— Страшно? — губы Ширяя расползлись в оскале, — мне стыдно сражаться со стариком. Давай, зови своего покровителя! Ты хвастался, что его питает вся Европа.
Доктор приподнялся на локтях, собирая силы, но Ширяй уложил его обратно на лед следующей молнией.
— Это тебе за Вернигору. А еще будет за Белояра и Смеяна Тушича. А потом — за князя Бориса, — лицо Ширяя исказилось гримасой ненависти, но по щекам побежали слезы, — убийца… Ты — убийца. И Добробой — на твоей совести. Как жаль, что я не могу убить тебя тысячу раз!
Когда Велезар поднялся на ноги, в его руках сиял огненный меч. Однорукий кудесник всхлипнул и вытер нос левым рукавом.
— Наконец-то… — проворчал он, — а то с безоружным сражаться как-то не с руки.
Гром грохотал над Волховом, когда молнии сшибались с огненным мечом. Тонкий лед кряхтел, и Млад чувствовал, как под ним ходуном ходит вода — Ящер проснулся и подкрадывался из холодных, темных глубин Ильмень-озера посмотреть на битву своего извечного противника.
— На берег! — крикнул ему Ширяй, — иди на берег, Мстиславич! Скорей!
Млад попятился, раскидывая руки в стороны — лед шатался и трещал. Князь сидел на снегу и смотрел обезумевшими глазами на схватку двух избранных из избранных.
— Давай-ка отойдем подальше, — Млад едва не упал, подхватив Волота под руку, — нам тут не место…
Князь рассеянно кивнул и впился в Млада обеими руками, как младенец цепляется за материнскую рубаху. Лед выгибался дугой и дрожал от напряжения.
— Быстрей, Мстиславич! — крикнул Ширяй, — Бегите! Бегите!
Млад поднял князя на ноги одним рывком и потянул к берегу. Они успели пробежать три десятка шагов, когда сзади раздался оглушительный треск, похожий на пороховой взрыв, тонкий лед разорвало на мелкие осколки, темная вода взметнулась вверх волной и крупными прозрачными брызгами осыпалась вниз. Млад споткнулся, лед ушел из-под ног, и через мгновение они с князем оказались стоящими по колено в ледяной воде Волхова, не добежав до берега пяти шагов. Вода пенилась и колыхалась вокруг, мелкие льдины били по ногам, со дна всплывала шуга — Млад потащил Волота к берегу, спотыкаясь и скользя по дну, покрытому льдом.
Когда они оглянулись, свинцовая вода бурлила посреди Волхова, льдины вставали на ребро и падали
